Охватившая Турцию протестная волна, поводом для которой стали события в Стамбуле вокруг площади Таксим и парка Гези, на месте которого власти решили построить торговый центр, мечеть и восстановить казарму времен Османской империи, для многих внутри страны и за ее пределами оказалась большим и очень неприятным сюрпризом.

Крупнейшие за последние годы выступления народа вынудили руководство страны отнестись к ситуации со всей серьезностью, поскольку изначально дело о защите деревьев в парке мгновенно приобрело острый политический характер и определило суть продолжающегося в последнее время противостояния в Турции.

Демократия и вертикаль власти

Основной движущей силой народных выступлений почти в 70 турецких городах и населенных пунктах стало, как уже очевидно, недовольство политикой Эрдогана. Против нынешнего премьера объединилась разношерстная публика из кемалистов и коммунистов, курдов и турецких националистов, футбольных болельщиков и студентов, интеллигенции и предпринимателей, студентов и хипстеров, женщин и представителей сексуальных меньшинств. Они опасаются, что правительство усиливает тенденции исламизации, игнорируя настроения общественности по целому ряду принципиальных вопросов - от планов реконструкции зон отдыха в туристических районах до прав и свобод граждан.

Фактически определенные круги турецкого общества выступают против того, что власть пытается вмешиваться в их частную жизнь, а Эрдоган сосредоточивает в своих руках бразды правления страной. Кто-то, как, например, известный религиозный деятель Фетхуллах Гюлен, называет это «высокомерием» Эрдогана. Другие объявляют премьер-министра «османским султаном» или «диктатором» и подрисовывают на его портретах гитлеровские усики и нацистскую свастику.

Многих недовольных сегодня политикой турецкого правительства раздражает то, что Эрдоган разрешил торговать спиртными напитками только в строго отведенное время, что ограничивает их свободу. Либеральная часть общества возмущена попыткой Эрдогана регулировать семейную жизнь. Он, например, настаивает на том, чтобы жительницы страны рожали не менее трех детей, а также выступает против абортов и распространения средств контрацепции.

По данным проведенного в Турции опроса, который обнародовал на своем сайте российский Институт Ближнего Востока, 90 проц. турков вышли в июне на улицы городов в знак протеста против нарушения демократических прав и авторитарных методов правления Эрдогана. Главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Георгий Мирский в «Независимой газете» пишет, что «двумя основными причинами «турецкого гнева» стали тревога за судьбу наследия Ататюрка и накопившееся недовольство поведением премьера, который многим людям просто надоел своей чрезмерной активностью, самонадеянностью и нежеланием считаться с мнением народа».
В свою очередь, Эрдоган отвергает саму мысль о том, будто он правит государством и обществом в авторитарном стиле, заявляя, как многие харизматичные лидеры прошлого, что «защитит свой народ от внутренних и внешних врагов».

Парадокс заключается в том, что в деле либерализации экономической и общественно-политической жизни Турции Эрдоган действительно продвинулся намного дальше большинства своих предшественников. Поставив перед собой задачу - добиться полноправного членства государства в Европейском союзе, правительство Партии справедливости и развития провело решительные преобразования в сфере экономики. Как результат в стране окреп средний и мелкий бизнес, снизилась инфляция, рост экономики составил 5-8 проц. ежегодно и появились многомиллиардные иностранные инвестиции.
Мало кто сомневается в том, что пришедшая к власти на волне острейшего экономического кризиса религиозная ПСР сформировала правительство, ставшее самым эффективным за всю современную историю государства. Даже несмотря на глобальный финансовый кризис, команда Эрдогана сумела преодолеть многие трудности и выйти из экономических потрясений с наименьшими потерями. Это отчетливо видно на фоне сложностей в Греции, Испании, Италии, Португалии или восточноевропейских стран. Данное обстоятельство даже останавливает желающих скорейшей интеграции государства в ЕС, ведь в таком случае, по их мнению, Анкаре придется платить за ошибки европейцев и спасать экономику той же Греции, с которой у Турции сложные отношения.

За время правления ПСР Турция практически полностью выплатила долги Международному валютному фонду, что высоко оценивается внутри государства. За его пределами с удовольствием отмечают перемены в процессе демократизации и приведения демократических стандартов под европейские. Так, отличительной чертой общественно-политической модернизации Эрдогана стало перемещение центра политического доминирования в стране от армии к гражданским институтам. Премьер-министр не просто взял верх над генералитетом, он разрушил его монополию на власть, максимально снизив политическую и экономическую роль армии в государстве.

Естественно, такое положение дел не могло устраивать все общество в целом. Однако парламентские выборы в июне 2011 года, на которых ПСР получила 50 проц. голосов избирателей, не только раскололи турецкое общество пополам, но и укрепили позиции премьера как влиятельного политического лидера. Интересно, что подконтрольный ему парламент сразу принял закон по вопросу ношения хиджаба, исходя из интересов верующих. Кроме того, впервые после смерти Ататюрка духовенство было допущено к государственному управлению через представительство на местном уровне. Подобная ситуация стала возможной только благодаря тому, что армия перестала играть роль главного гаранта сохранения светскости турецкого государства. Можно вспомнить и другой факт. Например, когда был обнародован законопроект об образовании, выяснилось, что готовило его не министерство образования Турции, а альянс нескольких религиозных школ. При этом Эрдоган пообещал воспитать «новое религиозное поколение».
Следующий удар по светски настроенным кемалистам глава правительства нанес, объявив о переходе политической системы страны из парламентской республики в президентскую. Летом 2014 года должны состояться первые всенародные выборы президента страны, которые Эрдоган намеревается выиграть.

Позиция турецкого премьера понятна. Его умеренная религиозная партия сыграла большую роль в превращении Турции в одну из ведущих экономик мира. Материальное положение ее граждан заметно стабилизировалось, и это находит свое отражение на итогах голосования за партию Эрдогана на парламентских выборах. Половина турецких избирателей поддерживает правящую партию, которая трижды выиграла парламентские выборы, а Эрдоган стал представлять собой новый вид турецкого лидера, который, отличаясь гибкостью и прагматизмом, может решать трудные экономические и социально-политические проблемы.
Отчасти это объясняет, почему умеренный исламист смог объединить вокруг себя не только консерваторов и сторонников религиозного пути развития государства и общества. В середине 2000-х годов за Эрдоганом потянулись либералы и социал-демократы, представители левого и правого крыла политического спектра Турции. Фактически ПСР превратилась в общенациональную партию, причем ее лидер смог синтезировать ислам и основные политические концепции Ататюрка с учетом требований современности.

Проблема заключается в том, что одним из серьезных последствий политических преобразований в Турции становится увеличение властных полномочий президента страны, на место которого как раз и нацелился Эрдоган. Его противники уверены, что, возглавив государство, премьер сможет действовать более жестко и закручивать гайки по своему усмотрению, ведь он убрал необходимые противовесы, роль которых традиционно выполняла могущественная армия.

Весьма показательным в этом смысле является дело о попытке государственного переворота, ставшее известным как «Эргенекон». После того как президентом Турции стал Абдулла Гюль - второй номер в ПСР - военные и их сторонники, выступающие за сохранение и продолжение светских традиций, идущих от Ататюрка, стали испытывать серьезное беспокойство за будущее страны. Их отношение нередко проявлялось в демонстрации открытой неприязни к первым лицам страны. В частности, несколько лет генералитет и лидеры светских партий бойкотировали государственные приемы в президентском дворце Чанкая из-за разрешения Гюля присутствовать женщинам на приеме в женском головном уборе. В свою очередь, армия устраивала собственные праздники по случаю Дня Республики, что раздражало гражданские власти.
Конфликт обострился в 2008 году, когда Конституционный суд, где тогда еще чувствовалось влияние военных, едва не распустил правящую ПСР на том основании, что она провела в парламенте закон, отменяющий запрет на ношение хиджаба в турецких университетах. Это было расценено как посягательство на светский характер Турции.

Поскольку главным козырем военных всегда было сохранение контроля над важными политическими институтами страны и судами высшей инстанции, благодаря чему, даже находясь в оппозиции, они могли влиять на решение ключевых вопросов, Эрдоган решил избавиться от влиятельных соперников в борьбе за власть. Сначала он добился урезания полномочий Совета национальной безопасности, сведя их до предоставления рекомендаций по оборонной политике. Затем власти Турции инициировали громкое дело о подготовке государственного переворота. В рамках расследования по делу «Эргенекон» были задержаны несколько десятков человек, среди которых оказались бывшие и действующие высокопоставленные офицеры, журналисты, ученые и общественные деятели. За прошедшие пять лет конкретные обвинения так и не были предъявлены из-за отсутствия доказательной базы. Однако сам скандал с попыткой государственного переворота стал одним из главных аргументов Эрдогана, когда он предложил провести референдум по изменению конституции страны, чтобы снизить статус армии.

Благодаря референдуму 2010 года турецкая армия потеряла свое привилегированное положение в стране, кроме того, началось реформирование судебной системы. На практике это означало, что гражданские власти получили возможность добиваться нужных политических решений без оглядки на мощное военное лобби. С точки зрения демократических процедур это, конечно же, был серьезный шаг вперед, чего не могли не отметить на Западе. Но для Турции это была настоящая революция, в которой Эрдоган переиграл своих соперников. По мнению некоторых наблюдателей, «волевой и решительный стиль руководства Эрдогана привел к тому, что за последние десять лет на политическом горизонте страны не возникло ни одной новой альтернативной фигуры».

Эрдоган активно пользовался общественной поддержкой, чтобы не только реформировать страну, но и изменить ее привычный образ на международной арене. При нем концепция внешней политики Турции стала рассматривать республику как силу общемирового масштаба, ведь геополитические амбиции подтверждались бурным ростом экономики и сильной современной армией. Внешнеполитическая доктрина, изложенная в Стратегии национальной безопасности в редакции 2010-2011 годов, показывает, что Турция является самодостаточным, сильным и ответственным государством, которое не нуждается в экономической или политической опеке со стороны союзников.

Не исключено, что с целью показать свою самостоятельность на мировой арене Анкара к явному неудовольствию Вашингтона не поддержала пролоббированные им санкции ООН против Ирана из-за его ядерной программы, а затем и вовсе выступила посредником в конфликте между Западом и Тегераном. Возможно, по той же причине Россия и Иран были исключены из списка государств, представляющих внешнюю угрозу безопасности Турции, хотя ранее иранская ядерная программа занимала одно из первых мест в этом перечне.
Одновременно Эрдоган поссорился с Израилем, своим важным военно-стратегическим союзником в регионе. Анкара обвинила Тель-Авив в «геноциде палестинского народа» и приняла участие в организации «Флотилии свободы» в мае 2010 года, когда шесть судов с гуманитарным грузом пытались прорвать израильскую блокаду сектора Газа. Сегодня Эрдоган угрожает «серьезными последствиями» Сирии, если режим Башара Асада не пойдет на уступки вооруженной оппозиции и Западу.

Ататюрк наоборот

Политика турецких властей в духе «неоосманизма», однако, нравится далеко не всем. Неудивительно, что решение о реконструкции артиллерийских казарм, являющихся зримым символом Османской империи, вызвало такое ожесточение.

Между тем замысел Эрдогана в парке Гези, возможно, был более глубоким и стратегическим, чем кажется на первый взгляд. Поэтому примечательно, что в здании восстановленных османских казарм должен был разместиться торговый центр, а по соседству с ним внушительная мечеть и, по некоторым данным, музей, посвященный истории Стамбула. Тем самым премьер давал недвусмысленный сигнал всему спектру своих сторонников. Городское население, в основном представленное интеллигенцией, малым и средним бизнесом, и сельские жители из консервативного и религиозного пояса получали своего рода новые символы современной Турции, которую ведет за собой умеренная религиозная Партия справедливости и развития.

Отсюда возникает вопрос, зачем, собственно, Эрдогану понадобилось втягиваться в авантюру с парком Гези и предлагать турецкому обществу пересмотреть значимые для него государственные символы? Почему на протяжении всего противостояния он не шел на уступки митингующим, больше того, пообещав решить проблему мирным путем, бросил 16 июня против активистов полицию? И наконец, почему сторонники Эрдогана вышли на улицы только после его многочисленных просьб и после того, как штаб-квартиры ПСР подверглись нападениям во многих крупных городах страны - в Стамбуле, Анкаре, Измире? Последнее вообще выглядит очень странным, ведь по идее энергичных сторонников у премьера должно быть не меньше, чем противников. Как показывает опыт ближневосточных стран, электорат религиозных партий всегда отличается высокой степенью мобилизации и хорошей организацией. Именно это и позволяет им одерживать победу над светскими партиями. Достаточно посмотреть на нынешний Египет или Тунис, где именно религиозные партии на парламентских выборах существенно потеснили организации светской и либеральной направленности, к тому же они легко выводят на уличные демонстрации своих членов и всех сочувствующих им.
Судя по всему, Эрдоган начал политическую игру в преддверии президентских выборов и выборов в местные органы власти, причем сразу же взвинтил в ней ставки, так как не сомневался в общественной поддержке. Несомненно, он понимал, что его действия вызовут определенное сопротивление среди светской части населения, но он надеялся сломить его.

В этом отношении премьер-министр на удивление сильно напоминает своего главного противника Ататюрка. Почти сто лет назад основатель турецкой республики нередко действовал на грани фола, ликвидируя Халифат, Османскую империю и ее наследие. Он насильственно принес, по его мнению, цивилизацию в «отсталую и невежественную» страну. Многие его решения были непопулярны, а средства и методы вызывали серьезные сомнения и тогда и сейчас. Достаточно вспомнить нападки на религию и мечети, желание переодеть всех в европейскую одежду, заставить курдов и представителей других национальностей сменить свою идентичность, забыть язык, традиции, обычаи и называться турками и т. д.

Но именно решительность Ататюрка и его окружения, внутренняя глубокая убежденность, скорее даже вера в собственную правоту и правильность выбранного пути, опора на единомышленников из армии и госаппарата и многие другие причины обеспечили появление той Турции, которую мы сегодня знаем. Поэтому Ататюрк считается не только одним из выдающихся политиков своего времени, но и «отцом турок», сыгравшим самую значительную роль в жизни турецкого государства и его общества в новейшее время.

Однако обстоятельства меняются. То, что было характерно для внутренней и внешней политики Турции начала прошлого века, не имеет того же значения сегодня. И наоборот, особенности кемалистской модернизации с ее специфической политической системой, ролью силовых структур в политике и экономике, видимо, предопределили пределы развития Турции в ее прежнем виде. Возможно, поэтому турки в целом согласились на изменение конституции страны, хотя это подрывает заложенные Ататюрком основы. Они поддерживают многие начинания Эрдогана, видя в них альтернативу привычному вектору общественно-политической и государственной модернизации.
Следовательно, турецкое общество не чуждо экспериментов, но его сильно смущает линия поведения Эрдогана, который, видимо, воспринимает себя в роли эдакого спасителя нации, единственного, кто знает что правильно, а что нет. Эта категоричность во взглядах и роднит его с Ататюрком. Судя по всему, как и его великий предшественник, Эрдоган искренне желает сделать Турцию сильным и процветающим государством. Проблема для него состоит в том, что премьер добивается этого, не оглядываясь на мнение других и не признавая своих возможных ошибок.

Волюнтаризм Эрдогана в принятии политических и социально-экономических решений, жесткость в отстаивании своей позиции, нежелание вступать в дискуссию по тем или иным вопросам, возможно, даже ключевым для государства и общества, готовность противостоять даже ближайшим соратникам, как это произошло вокруг проблемы Таксима, все это вкупе позволяет его противникам говорить о нем как об авторитарном политике. Не следует забывать его склонность к популизму и демагогии, а также умении превращаться из гибкого прагматика в упертого политикана, с легкостью превращающего бывших союзников во врагов. Так, после того как США объявили Турцию под управлением ПСР в образец для подражания для всего исламского мира, Эрдоган, стремясь увеличить свою популярность на арабской улице, демонстративно рассорился с Израилем. Этот факт подмочил репутацию Турции, потому что ее лидера на Западе перестали воспринимать в качестве ответственного, предсказуемого и серьезного политика.

Эрдоган мог закрыть глаза на ухудшение отношений с Израилем, тем более что оно компенсировалось углублением политического и экономического сотрудничества с арабскими странами. Однако потеря важных союзников внутри государства могла стоить Эрдогану очень дорого. Дело в следующем. Считается, что опорой ПСР является консервативная и религиозная глубинка Турции, а также бедное население крупных городов, для которого Эрдоган, родившийся в небогатой семье, является олицетворением турецкой мечты. С приходом к власти религиозной партии исламисты одержали верх над сторонниками светского пути развития, и это обеспечило лидирующую роль Партии справедливости и развития на политическом поле, поскольку турецкие верующие, вне сомнения, являются ее главной социальной базой.

При всем накале борьбы между турецкими мусульманами, желающими усиления исламизации общества, и кемалистами, отстаивающими светский характер государства, логично было бы ожидать, что ПСР найдет поддержку у глубоко религиозных групп. Однако на деле этого не происходит. Более того, Эрдоган сумел настроить против себя лидеров влиятельных турецких джамаатов, таких как «Сулейманджылар» и «Исмаилага». По данным информационного агентства «Умма», глава «Сулейманджылар» Ахмет Дениз обвинил Эрдогана в попытке расколоть джамаат. Как бы то ни было, на прошлых парламентских выборах представители этого религиозного ордена голосовали не за ПСР, а за оппозицию и привели ее на третье место.

Возглавляющий джамаат «Исмаилага» Джуббели Ахмет вообще является одним из самых жестких критиков Эрдогана, называя его «другом христиан и иудеев». Интересно, что когда Ахмета арестовали по подозрению в связях с мафией, его сторонники посчитали это местью за его отношение к премьер-министру.

Таким образом, крупные исламские джамааты страны, которые проголосовали за ПСР и обеспечили ее победой на парламентских выборах в начале 2000-х годов, сегодня не поддерживают Эрдогана. В то же время он довольно популярен среди джаамата «Мензил» - самого распространенного ответвления накшбандийского тариката.
Но основную опору Эрдогана ранее составляли последователи самого многочисленного ордена - джамаата Фетхуллы Гюлена, тесно связанного с тарикатом «Нурджулар». Поэтому когда Ахмет Дениз и его «Сулейманджылар», считающийся вторым по числу приверженцев после организации Гюлена и обладающий большими финансовыми ресурсами, отвернулись от Эрдогана, он сосредоточился на отношениях с Гюленом.
Злые языки уверяют, что именно Гюлен подтолкнул лидера ПСР провести референдум по ограничению роли армии в стране, а в обмен на поддержку на выборах он потребовал облегчить доступ во властные структуры представителям своего джамаата.

Эрдоган быстро оценил все преимущества от сотрудничества с Гюленом. В распоряжении религиозного и общественного деятеля были мощные финансовые и медиаресурсы. По оценкам турецких экспертов, только в Турции гюленисты располагают совокупным капиталом в 50 млрд. долл. Они контролируют 200 частных лицеев и более 500 различных предприятий, выпускают в стране 14 периодических журналов и популярную газету «Заман», владеют местными телеканалами и радиостанциями.
Между тем те же самые преимущества, которые были необходимы для кандидата Эрдогана в целях завоевания голосов избирателей, позднее стали серьезной проблемой для премьер-министра Эрдогана. Он поссорился даже с Гюленом. Зимой 2012 года вслед за делом «Эргенекон» последовало раскрытие нового заговора, где мишенью стали уже сторонники Гюлена в полиции и судебной системе. Это привело к серьезному конфликту между премьером и проживающим в США Гюленом.
Летом того же года Эрдоган призвал Гюлена вернуться на родину, но год спустя в связи с событиями на площади Таксим тот назвал турецкого премьер-министра «высокомерным», а газета «Заман» едва ли не открыто предложила президенту Гюлю взять ситуацию под свой контроль и потеснить премьера в правлении государством и партией.

Таким образом, в настоящий момент Эрдоган оказался в весьма щекотливом положении. Очевидно, что он не хотел допускать эскалации конфликта вокруг парка Гези, тем более что проблема казалась ему незначительной. Понятно также, почему он все время говорил о внешних силах, способных раскачать лодку, и почему все-таки решился на силовое решение вопроса 16 июня.
Эрдоган хотел показать, что при всей сложности ситуации он остается единственным хозяином положения. Но неожиданно для всех выяснилось, что при наличии уверенности в политическом будущем его позиции не такие уж и прочные. Своими намерениями по исламизации турецкого общества он оттолкнул от себя часть светского и либерального населения, которая восхищалась его прагматизмом, экономическими достижениями и центристскими позициями в середине 2000-х годов.

В то же время для радикальных исламистов вроде представителей джамаата «Исмаилага», которые носят бороду и одевают жен в чадру, премьер выглядит слишком светским. Для Гюлена и его сторонников, Эрдоган выглядит человеком непредсказуемым, недоговороспособным и готовым на крайности. Кроме того, они разочарованы тем, что он обеспечивает преференции в политике и экономике исключительно своим ближайшим союзникам и родственникам. В Турции вообще говорят о так называемом «клановом капитализме».

Протесты на площади Таксим смогли вбить клин даже между близкими соратниками Эрдогана. Прежде всего речь идет о президенте Гюле. В его поддержку и против политики премьера вышли жители родного для Гюля города Кайсери, считающегося оплотом ПСР.

Для Эрдогана все это в совокупности становится одной неподъемной проблемой. Широкая электоральная поддержка, связанная с успехами правительства в экономике, тает на глазах, особенно на фоне проявляющихся экономических трудностей и роста безработицы. На него оказывают давление серьезные игроки как внутри страны, так и силы за ее пределами, которые делают ставку на Турцию в своих раскладах для Большого Ближнего Востока.
В целом можно сказать, что не только Эрдоган, но и вся Турция сегодня подошли к некоему переломному моменту в своей истории. Общественные выступления в июне - это попытка ответить на вопрос, в какую сторону должны развиваться турецкое государство и его общество, какую роль должна играть религия в общественно-политической жизни страны и какую нишу должна занять современная Турция на региональной и мировой арене.