Кризис экологической устойчивости не начинается и не заканчивается изменением климата.
Что стало бы с миром, если бы мы, щёлкнув пальцами, полностью перешли на возобновляемые источники энергии за одну ночь? Как ни странно, в этом случае почти ничего не изменилось бы... По крайней мере для биоразнообразия и экосистем.
Конечно, проблема изменения климата была бы решена, но Стеб Фишер из Университета Монаша (Австралия) и его коллеги из разных стран, с которыми он беседовал на эту тему, сходятся на том, что человек всё равно продолжит уничтожение экосистем Земли прежними темпами.
Дело в том, что изменение климата, как пишет учёный на сайте The Conversation, — проблема, а не Проблема. Да, это проблема, которая требует чрезвычайных мер, дабы избежать худшего из переломных моментов в нашей экологической истории. Но это не та Проблема, после решения которой на планете наступит долгожданный парадиз. Есть много других аспектов взаимоотношений между человеком и природой, которые сильно вредят биоразнообразию.
Без биоразнообразия во всех его формах, создающих сложную сеть взаимосвязанных систем, которые удерживают биосферу в гомеостазе, то, что мы считаем само собой разумеющимся (температура, уровень кислорода в атмосфере, даже концентрация соли в морях), перестанет поддерживать жизнь в привычном нам виде.
Г-н Фишер считает, что движущей силой нынешнего массового вымирания выступает не что иное, как изменение климата. На самом деле катастрофические последствия парникового эффекта ещё впереди (хотя и ближе, чем мы предполагали совсем недавно).
Нынешняя траектория утраты биоразнообразия и разрушения экосистем — результат вырубки лесов, чрезмерного рыболовства, химического загрязнения, деградации и эрозии почв, разрушения среды обитания, опустынивания и так далее. Всё это — функция огромного количества энергии, оказавшегося в нашем распоряжении. У нас её слишком много. Её использование вредит экосистемам.
Мы расходуем энергию и материалы вне всяких разумных пределов. 51% мирового использования энергии приходится на промышленность, 20% — на транспорт, 18% — на быт, 12% — на коммерцию. Но всё взаимосвязано, подчёркивает г-н Фишер, и, удовлетворяя наши основные потребности, мы одновременно физическим и химическим образом разрушаем экосистемы.
Итак, каковы же разумные пределы? Эксперт полагает, что для ответа на этот вопрос следует рассмотреть четыре главных фактора.
Во-первых, по данным Глобальной сети экологического следа, мы уже потребляем в полтора раза больше, чем Земля производит за год. Чтобы вернуть баланс на нашу материальную и энергетическую кредитную карту, нам надлежит сократить потребление природных ресурсов хотя бы на треть.
Во-вторых, народонаселение почти неизбежно увеличится еще на 25%. Чтобы удовлетворить потребности новорождённых, надо сократить потребление природных ресурсов ещё на четверть.
В-третьих, 20% самых состоятельных людей планеты в 40 раз богаче самых бедных 20%. Это морально и геополитически нерационально. Верхним 20% хорошо бы сократить потребление в четыре раза, а нижним — увеличить его в той же степени. Тогда толстосумы будут богаче бедняков всего в 2,5 раза, что более разумно. Для особенно богатых стран (например, для Австралии) это будет означать сокращение потребления природных ресурсов ещё на 75%.
Наконец, планете (и, следовательно, человечеству) нужен запас прочности. Например, по данным правительства Нового Южного Уэльса, коэффициент безопасности стали, пошедшей на создание Харбор-моста в Сиднее (один из самых больших стальных арочных мостов в мире, открыт в 1932 году), колеблется от 1,9 до 2,5. Для главных арочных балок фирма Dorman, Long & Co. Ltd. выбрала кремниевую сталь. При сжатии они выдерживали в 2,2–2,4 раза бóльшую нагрузку, чем ожидаемая. Точно так же мы не имеем права рассчитывать использование ресурсов Земли без учёта непредвиденных событий. Если мы выберем коэффициент запаса прочности, равный 2, то нам придётся снизить потребление ещё на 50%.
В итоге, отмечает г-н Фишер, устойчивое природопользование предполагает, что мы будем применять лишь 6% от того количества материалов и энергии, которые потребляет сейчас, скажем, Австралия.
Это цель, без достижения которой у нас очень мало шансов на реализацию главной задачи — выживания. Учёный робко надеется, что именно выживание и есть то, чего хочет большинство.
Предположим, что мы, человечество, вышли из нынешнего кризиса планетарной устойчивости относительно невредимыми и через сто лет стабилизировали глобальную экосистему. Что мы видим? Мы видим здоровую планету: биоразнообразие перестало сокращаться (остановилось массовое вымирание), атмосферная концентрация углекислого газа находится на постоянном уровне, численность народонаселения контролируемо снижается, химический и физический ущерб экосистемам ликвидирован.
Чтобы осуществить столь глубокие и радикальные изменения, нам предстоит переосмыслить все способы политической, экономической и социальной организации человечества.
Когда г-на Фишера спрашивают, с чего начать, он философски отвечает: с самих себя. Сейчас у нас состязательная система управления и в политике, и в экономике. Она эффективна в открытом пространстве с небольшим количеством людей, когда в случае катастрофы можно переселиться на новое место.
Одна Земля — это замкнутая система с большим количеством населения. Переселяться некуда, раны придётся лечить на месте. Здесь нужна кооперативная система политической и экономической организации.
Начинать работать нужно сейчас, нужно обсуждать новые идеи, нужно экспериментировать. У нас осталось не так много времени, но шансы на новое Возрождение ещё есть.