Кажется, канцлер Ангела Меркель идет навстречу «плебисциту». Этот термин больше не находится под подозрением в немецкой политической культуре.

В Германии на общественное мнение, о котором философы часто говорят в высокопарных выражениях, оказывается давление политиков и средств массовой информации. Сегодня говорят о социал-демократической реконструкции и о неуверенности в результатах выборов. Распространяется идея создания «Большой коалиции». Речь идет об обоснованном предсказании или о тонко задуманной политической операции при поддержке средств массовой информации? В любом случае после выборов на плечи Ангелы Меркель ляжет еще большая ответственность. Разговоры о «меркелизме» - это не просто журналистская привычка.

Этот канцлер не поддается быстро напрашивающемуся сравнению ни с одним из своих предшественников. Она создала нечто даже большее, чем новый стиль правления. За ее плечами два мандата: коалиционное правительство с СДПГ в 2005-2009 годах, а затем до наших дней - коалиция с либералами. Несмотря на трудности, она с честью вышла из этих ситуаций, но за счет союзников. В этот период ее усилиями создалась такая ситуация, что в собственной партии у нее нет соперников, а в рядах оппозиции тоже нет противников, способных поставить ее в затруднительное положение.

На международном и европейском уровне она утвердила позиции Германии, что ставит в затруднительное положение ученых и историков, которые привычно говорят о «гегемонии», о «власти/государстве», о «лидерстве» и вновь поднимают "немецкий вопрос" (старый и новый). Повторяется литания о «европейской Германии или германской Европе». Economist назвал ее Специальнйотчет о Германии (Special Report) в июне 2013 года «Упрямым европейским гегемоном» (Europe’s reluctant hegemon). Упрямый гегемон или же скорее гегемон, опрокидывающий старые схемы? На самом деле Германия эпохи Меркель старается участвовать в глобальном соревновании с такими мировыми лидерами как Америка, Россия и Китай и пытается тянуть за собой европейцев, которые и являются истинными «сопротивляющимися».

«Меркелизм амбициозен, потому что не чувствует необходимости оправдываться в традиционных идеологических терминах. Противники справа и слева обвиняют его в интеллектуальной нищете, а Юрген Хабермас говорит об "отсутствии нормативного ядра". Но никогда не обретавшему конкретную форму проекту создания федерации или утопии демоса/европейского народа противостоит необратимое ежедневное утверждение примата "эгоистических" интересов национальных государств. Германия просто являет собой пример "нормального” эгоиста».

Думаю, что «меркелизм» надо критически рассматривать под таким углом зрения: сравнивать доводы и аргументы, оказывающие влияние на подавляющее большинство граждан. Это суть «общественной сферы», которая была поставлена в центр множества идеализированных надежд. Речь идет о коммуникативном и демократическом аспекте политического анализа, который не удовлетворяется обвинениями в популизме, национализме, классовом или национальном эгоизме.

Ангеле Меркель не нравятся грандиозные политические речи и политические теории. Некоторое время назад вышла ее книга с удивительным названием: Machtworte/Слова власти (или государства?), в которой собраны ее публичные выступления (издательство Claudiana выпустило ее на итальянском языке). В книге нет и намека на политическую философию. В ней не говорится ни о власти, ни о правительстве, а о свободе, истории и западных странах на обычном разговорном языке. Ключевой пассаж мы находим в посвященной финансовому кризису главе под названием «Спросим совета у швабской домохозяйки». Меркель пишет: «Если спросить эту гражданку, то она сослалась бы на очень простой, но правильный жизненный опыт, который говорит, что нельзя долго жить сверх своих экономических возможностей. Вот в чем суть кризиса».

Что это? Чистая демагогия? Популизм? Это легко утверждать. Но секрет канцлера Меркель состоит в том, что она обращается не только к домохозяйкам, ремесленникам и рабочим, но и к предпринимателем, менеджерам, банкирам, экономистам, и они к ней прислушиваются. Кажется, в настоящий момент она пользуется поддержкой всего руководящего класса страны, хотя иногда она и подвергается сдержанной критике. Ее упорная защита «немецкой модели», к которой должны привыкнуть и которой должны следовать другие европейцы, нравится немецкому правящему классу. Но этот класс хорошо знает, что своим успехом Германия обязана не только признанным профессиональным качествам канцлера (или добродетельным домохозяйкам), но и механизмам реального и финансового рынка, которые заслуженно благоприятствовали немецкой экономике и немецким предпринимателям. Может быть, на дела других менее сильных (или менее доблестных) партнеров эти механизмы оказали непропорционально неблагоприятное давление. Своим успехом Германия также обязана реформам, введенным десятилетие тому назад подвергавшимся резкой критике социал-демократом канцлером Герхардом Шредером (синтез этих реформ приводится в «Повестке 2010». «Большая коалиция» во главе с Меркель в свое время с трудом поддерживала этот успех.

Сегодня, чтобы убедить других европейских партнеров, разделяющих ее аргументы только отчасти, в правильности своей линии «экономии и реформ», канцлер отправляется от убеждения, что Европа ничего не может решить без участия Германии, а тем более выступить против нее.

Это утверждение многим не нравится, но оно выражает характерную черту самого Европейского Союза и германского канцлера: спорить, вести дебаты, убеждать, а также угрожать и шантажировать. Меркель виртуозно владеет этим методом, в том числе и внутри своей страны. Ее способ принимать решения отличается осторожностью и постепенностью. Иногда ее решения неожиданны, но они принимаются под давлением внешних обстоятельств, как в случае с отказом от производства атомной энергии в Германии после аварии на АЭС, расположенной в префектуре Фукусима. Но если решение принято, то Меркель  непреложно следует ему.

С этой решительностью Меркель руководила Германией в наступившие трудные годы после периода 1989/90 годов, после Маастрихтского договора и введения евро. Нужно будет пересмотреть и подтвердить некоторые правила и соглашения, которые до вчерашнего дня рассматривались как стержень, вокруг которого можно создавать и укреплять политическую, экономическую и культурную идентичность Европы и самой Германии. Сегодня это уже не так. После заключения Маастрихтских соглашений и Лиссабонского договора обнаружилась не просто отрицательная тенденция, но возникли два надлома разной природы, с которыми столкнулось правительство Меркель: греческий кризис и открытые и жесткие споры о судьбе евро. Эти два эпизода до основания потрясли здание Европейского Союза.

Канцлер ведет избирательную кампания без особой драматизации событий, что свойственно ее стилю. Она повторяет свои тезисы: «Альтернативы не существует», «Европа будет спасена при условии спасения евро», «то, что хорошо для Германии, хорошо и для Европы». Это простые утверждения, но совсем не невинные, начиная с последнего, которое является бессознательной инверсией классического девиза деятелей от Аденауэра до Коля: «Что хорошо для Европы, хорошо и для Германии». Сейчас этот лозунг приобрел обратный смысл.

Стратегия Германии во главе с Меркель по отношению к Европе не изменится, хотя будущий канцлер не исключает введение кое-каких инноваций и перемен, которые будут зависеть от результатов выборов и образовавшейся коалиции, особенно если будет создана новая Большая коалиция с социал-демократами. Что может быть нового? Менее жесткое отношение к еврооблигациям или точнее, к мерам, направленным на принятие общей ответственности за оказавшиеся в сложной ситуации (долговой и не только) страны? Увеличение возможностей вмешательства Европейского центрального банка? Изменения на институциональном уровне в ЕС? Разумеется, нельзя исключить, что в случае образования другой коалиции (с либералами) все останется по-прежнему. Это никому не известно.

Сюрприз на выборах может преподнести партия «Альтернатива для Германии», которая ставит своей целью ликвидацию евро и восстановление полной валютной автономии Германии. Много ли сторонников у этой партии? Происходят любопытные вещи. Хотя демоскопические исследования свидетельствуют о том, что этой партии не удастся преодолеть 5% барьер, чтобы войти в парламент, о ней постоянно говорят. Эта партия ведет агрессивный спор по поводу Европы и евро, который подкрепляется политически корректными и ставшими ритуальными рассуждениями по поводу неудовлетворенности ситуацией в Европе и негодованием по отношению с южным странам.

Итак, немецкий канцлер не любит политические теории, когда говорят о будущей Европейской федерации и о возможных институциональных реформах. Но вся ее деятельность намекает на то, что она держит в голове: федерализм исполнительной власти, который должен заменить нынешнюю неэффективную парламентскую ассамблею, Европейскую комиссию и встречи глав правительств. Таково ли будет будущее институциональное устройство Европы? «Федерализм исполнительных органов», поддержанный, разумеется, отдельными национальными парламентами? Об этом еще рано говорить. Но за осмотрительностью при обсуждении будущего европейских институтов во время предвыборной кампании кроется и такое решение. Посмотрим.