Кризис подходит к концу, сообщают с осторожным оптимизмом эксперты. Ситуация крупнейших экономик мира выглядит все лучше, и хотя Китай несколько сбавил обороты, силу набирают США. Тем не менее многие аналитики сомневаются, приведет ли новый подъем к созданию новых рабочих мест.
История Эдварда Сноудена — человека, который обнародовал самые охраняемые шпионские секреты Америки и сбежал через Гонконг в Россию, на первый взгляд имеет мало общего с экономикой. Эта связь стала очевидной, когда глава Агентства национальной безопасности генерал Кит Александер (Keith B. Alexander) рассказал, как он собирается избежать подобных утечек в будущем. Работой 90% из тысячи системных администраторов NSA займутся роботы. Это значит, что 900 человек потеряют работу.
Агентство поняло то, что давно открыл бизнес: машины и роботы работают лучше и точнее людей: они не устают, не устраивают забастовок, не выдают тайн. Именно поэтому во всем мире стала заметна любопытная закономерность: одним из признаков экономического оживления является рост промышленного производства, однако сейчас он не сопровождается увеличением числа рабочих мест. Даже наоборот: если в конце XX века на заводах развитых государств работало 63 миллиона человек, то сейчас — около 45 миллионов.
Машины вместо рук
Несмотря на увеличение объемов производства спрос на человеческий труд упал: по сравнению с 1998 годом количество занятых в США сократилось на 26%, в Японии — на 21%, в Южной Корее — на 11%. Для обслуживания работы немецких заводов теперь достаточно семи миллионов человек, то есть на 8% меньше, чем десть лет назад, сообщил в своем отчете на тему будущего промышленности McKinsey Global Institute. Аналогичный процесс начался в Китае: с 2008 года зарплаты стали расти там в два раза быстрее ВВП, и поэтому единственным шансом сохранить конкурентоспособность стала замена дорожающих рабочих рук на машины. Поэтому тайваньский Foxconn, контрактный производитель электроники для крупнейших мировых компаний, уже два года назад объявил о внедрении на свои фабрики миллиона роботов.
Из-за этой глобальной тенденции продвигаемая во многих странах идея реиндустриализации имеет мало смысла. На волне экономического патриотизма (или, как говорят злопыхатели — ради рекламы) электронный гигант Apple заявил, что на компьютерах нового поколения с изображением надкушенного яблока появится этикетка «Made in USA». Они будут производиться на новой фабрике в Техасе из элементов, выпущенных другими американскими заводами. Тем же путем пошел глава General Electric Джефри Иммелт (Jeffrey Immelt), который хвастается тем, что его компания снова начала производить в США бытовую технику.
К сожалению, несколько тысяч рабочих мест на этих заводах не восполнят тех 10 миллионов, которые исчезли не только в промышленности, но во всей американской экономике. В июле в Соединенных Штатах появилось 165 тысяч новых рабочих мест, однако этого все еще мало. Чтобы эта динамика соответствовала увеличению населения (США одна из немногих развитых стран, где наблюдается положительная демографическая тенденция), необходим прирост, как минимум, в районе 200 тысяч в месяц.
Между тем большинство экономистов не тревожат текущие проблемы: когда экономика наберет обороты, она начнет активнее принимать на работу людей. А факт изменения самой структуры занятости, стар, как сам капитализм. Каждый кризис становится поводом для поиска экономии, а проще всего сэкономить, если уволить лишних работников. Когда же спрос на продукцию начинает расти, он удовлетворяется ростом производительности: меньшее число людей начинает производить больше благодаря техническим новинкам и улучшенной организации. Именно поэтому заводы в США производят на 30% больше, имея на 30% рабочих меньше, чем десять лет назад.
При этом на месте старых появляются новые профессии и новые рабочие места. Для производства автомобиля людей требуется меньше, но больше начинает работать в сфере услуг и торговле. Изготовить вещь стало легче, зато продать — сложнее. Еще три десятка лет назад самыми крупными работодателями в США были автопроизводители, а сейчас больше всего людей трудится в торговой сети Wal-Mart, а самыми многочисленными профессиональными группами стали кассиры и продавцы.
Автоматические врачи и учителя
Однако не все экономисты взирают на происходящие в мире перемены с одинаковым оптимизмом. Джереми Бернштейн (Jeremy Bernstein) много лет работал в Министерстве труда США. В 2011 году он выдвинул концепцию «великого раскола» (great decoupling). Проанализировав трудовую статистику начиная с времен окончания Второй мировой войны, он заметил, что в XXI веке случилось нечто новое. Действительно, до конца 90-х работали старые механизмы: росла производительность экономики и занятость. А потом, еще задолго до кризиса 2008 года, что-то сломалось. Бернштейн рассмотрел статистику более детально и обнаружил еще более мрачную картину. Выяснилось, что на самом деле в США в независимости от кризисов и периодов положительной конъюнктуры постоянно создавали новые рабочие места лишь два сектора: здравоохранение и образование. Доля первого в американском ВВП превысила уже 15%, и спрос на медицинские услуги не снижается, а поскольку эти услуги сложно автоматизировать, увеличивается и число рабочих мест.
Но скоро этому придет конец, предостерегают футуристы. В нью-йоркском Онкологическом центре Memorial Sloan-Kettering идут работы над внедрением системы автоматической медицинской диагностики. Партнерами проекта выступает IBM со своим суперкомпьютером Watson. Именно эта машина стала в 2011 году победителем интеллектуального телешоу Jeopardy! Суть игры заключалась в быстрых ответах на вопросы из разных областей знаний, Watson прекрасно понимал ведущего и отвечал человеческим голосом, опережая своих конкурентов-людей.
Сейчас инженеры IBM совместно с медиками Центра хотят использовать умения «Ватсона» в более практичной сфере. За последние десять лет мир медицины изменился до неузнаваемости из-за огромного количества данных, получаемых при диагностике и научных исследованиях. Эти сведения не пропадают, а хранятся в гигантских базах, создавая таинственный и многообещающий мир «Больших данных». Этот мир недоступен для людей, зато в нем прекрасно чувствуют себя микропроцессоры компьютеров, управляемых специальными программами. И именно эти компьютеры скоро заменят врачей, так же как сейчас машины заменяют рабочих на конвейере.
Врачи протестуют против такой перспективы, доказывая, что ничто не сможет заменить опыта и многолетней практики. Не бывает двух одинаковых случаев, а машина умеет лишь анализировать факты из прошлого, не создавая новых гипотез, которые необходимы не только для лечения, но и для развития медицины в целом. Энтузиасты новых технологий возражают: речь идет о замене не всех врачей, а только об автоматизации процессов, в которых те в любом случае действуют, как машины.
Один из апостолов мира хай-тека из Силиконовой долины, Мартин Форд (Martin Ford), объясняет в своей книге «Свет в конце туннеля: автоматизация, технологическое ускорение и экономика будущего» (The Lights in the Tunnel), почему Watson победит докторов, и почему замеченное Бернштейном явление раскола между производительностью и занятостью имеет качественно новый и беспрецедентный характер.
Мы входим в эру технологий, получающих все большую независимость от человека. Машина, заменяющая работника на заводе, требует постоянного обслуживания, которое могут обеспечить высококвалифицированные кадры. Watson тоже нуждается в самых высококлассных специалистах. Разница только в том, что увеличивается разрыв: автоматы перенимают все больше функций, а одновременно требуют все меньше обслуги. Кроме того они входят в области, в которых человек бессилен.
В результате, вторит Мартину Форду экономист Брайан Артур (Brian Arthur) из Института Санта-Фэ, мы становимся свидетелями зарождения параллельной экономики — растущего сектора, где автоматы работают сами без помощи человека. Самый яркий пример можно найти в финансовом секторе, где все больше транзакций совершается компьютерами: соответствующие алгоритмы принимают решения на основе данных, которые автоматически собираются на рынке и биржевых сервисах. Все больше таких сервисов тоже управляется автоматами. За ними вырастает целая умная инфраструктура: миллионы связанных в сеть серверов, роутеров, коммутаторов опутывают земной шар, старательно собирают каждый бит информации и перерабатывают его в полезный с экономической точки зрения продукт.
Тающий класс
Потребность в людях сохранится, но работа найдется только для каждого десятого из ныне работающих, как произошло в Агентстве национальной безопасности. Все остальные, чьи места займут машины, окажутся на улице. На занятие могут рассчитывать те, чей труд невыгодно автоматизировать, в основном работники, оказывающие самые неблагодарные услуги, например, уборщики. Новая волна технологической безработицы, которая затронула сейчас представителей среднего класса, приносит поразительные эффекты. Все больше молодых людей осознает, что рецепт благополучного и стабильного будущего — инвестиции в образование — больше не работает. Уже больше 10 лет в США диплом вуза не гарантирует роста реальных доходов, а путь к улучшению финансовой ситуации может открыть только научная степень. Подобные тенденции уже почувствовали молодые китайцы, а в Польше после 2008 года все меньше молодежи стало думать о получении высшего образования.
Появились экономисты (как, например, Ричард Веддер из Университета штата Огайо), которые убеждены, что на фоне таких тенденций частные и государственные инвестиции в образовательную сферу становятся пустой тратой денег. Если Веддер прав, то миру, который мы знали, уже пришел конец.
Другую концепцию предлагает профессор Гарвардской школы бизнеса Клейтон Кристенсен (Clayton Christensen) — один из самых выдающихся исследователей феномена инновационности. Технологическая безработица — это реальный факт, но винить в ней следует не технологии, а способ, которым сейчас управляется капиталистическая экономика. Индексы, которые измеряют состояние предприятий и качество работы, создавались во времена недостатка капитала, и поэтому они ставят на первое место аккумулирование средств и возврат инвестиций, а компании, соответственно, вкладывают деньги в те инновации, которые увеличивают производительность. В итоге растет безработица, а в кассах накапливаются деньги, которые некуда применить. Дело в том, что во время подходящего сейчас к концу кризиса не было проблем с капиталом, при этом недоставало импульсов, которые бы способствовали долгосрочным инвестициям в развитие потенциально переломных технологий: как автомобиль с двигателем внутреннего сгорания, появившийся 100 лет назад, или мобильный телефон — новинка конца XX века. Переломные инновации создают новые рынки, которым нужны новые компетенции и работники. Поэтому не стоит злиться на машины, а лучше подумать, как сделать так, чтобы они вновь начали служить человеку.
Эдвин Бендык
