Такая задержка может трактоваться двояко. Либо всплыло много дополнительных улик и нас может ждать сенсация, либо, наоборот, налицо пшик и НРС активно пытается найти хоть что-нибудь, надувая щеки и делая серьезное лицо в ожидании возможного скандала, так как ОПП не собирается его отдавать, и госпожа Ли (та самая, которая пошла на выборы президента ради возможности досадить Пак Кын Хе) чуть ли не собирается лично защищать его на суде.

А в ожидании новых улик или скандалов у нас есть возможность проанализировать аргументы за или против сфабрикованности улик на процессе, а также еще раз обратить внимание на внутриполитический контекст в целом.

Первый аргумент в пользу того, что «что-то было», - фигуранты дела не оспаривают достоверность записей. Говорят о нарезке, о том, что шутили, о том, что многое вырывали из контекста, но при этом никто не сказал, что никогда не произносил подобных слов. Цепляются за мелочи, но глобально опровергнуть ничего не могут.

Контекст, конечно, важен, ибо надо как минимум отличать разговоры в стиле «никакой поддержки в империалистической войне» (применительно к актам саботажа в случае вторжения РК на Север) от работы пятой колонной в случае вторжения с Севера.

Но главная проблема не в этом: упомянутый мною в прошлом тексте Закон о национальной безопасности жестко карает даже за шуточки про нападение на офис с переделанным игрушечным пистолетом. Тайное собрание, где ругали власть, было? Было. Северокорейские песни пели? Пели. Слова про борьбу сказаны были? Были. И не важно, что в шутку - благонамеренный гражданин так и шутить не будет. Так что, всем все ясно, состав преступления налицо, дело закрыто, уведите приговоренного.

Второй аргумент - поведение прочих оппозиционеров. Критикуя власть по любому поводу, в этом деле они скорее открестились от ОПП и после предъявления записей за арест Ли Сок Ки проголосовало 258 «за» и лишь 14 «против»

Однако надо помнить, что фракционная борьба всегда была национальным спортом южнокорейских политиков, и отношения между ОПП и демократами простыми не были. Россиянам они могут (сравнение грубое, но...) напомнить взаимоотношения между нашей системной и несистемной оппозицией с поправкой на еще более острый уровень подковерных интриг. Не говоря о том, что, как мы писали ранее, замазаться в «социализме» никому не охота.

Третий аргумент - то, что громкое дело не совсем «ко двору». Старый директор разведслужбы под следствием, но новому оправдываться не за что. Поэтому нет смысла рисковать разоблачением. Это тоже не совсем верно. Дальнейшие реформы и расследования ударили бы по всему высшему и среднему звену разведслужбы, и кадрам есть, за что бороться, особенно с точки зрения общего восстановления престижа. Раскрытое дело, при котором агентов КНДР разоблачили в самом оплоте демократии, становится для них джокером из рукава. После такого заставить разведку реформироваться или ужаться будет куда труднее.

Четвертый аргумент - обилие подробностей, которое для пустой «утки» кажется многоватым, а также то, что, по словам разведчиков, они следили за Ли и контролировали его переписку и разговоры уже три года. Причем на законных основаниях - получив санкцию суда. Чтобы одобрить слежку за депутатом в Южной Корее сегодня, нужны очень сильные основания. К тому же, то что КНДР вступилось за ОПП и в заявлении Комитета по мирному объединению причиной отложенной встречи разделенных семей назвали суету вокруг попытки переворота, может быть интерпретировано антипхеньянскими силами как знак того, что связь точно была, и оттого в Пхеньяне так обозлились.

Но интерпретация интерпретацией, а три года слежки, если нам не врут, теоретически способны превратиться в новые доказательства, которые могут изменить мой взгляд на проблему, - однако пока таких фактов нет, рабочей версией остается прежняя.

Косвенным указанием на связь «дела о перевороте» с борьбой разведки за свое реноме является еще одно громкое дело, разворачивающееся параллельно. Речь о событиях, приведших к отставке генерального прокурора РК Чхэ Дон Ука, который весьма активно копал под разведчиков, нравился оппозиции своей принципиальностью и, как полагают, даже не особенно слушался советов из администрации президента.

Небезызвестная аудитории газета «Чосон Ильбо» обвинила Чхэ в том, что у него есть десятилетний внебрачный сын, на содержание которого он, возможно, тратит казенные средства (впрочем, в рамках политических норм РК сам факт такого «амура» уже серьезный удар по репутации и повод к отставке). При этом газета опиралась на ДСП-шные материалы (официальные документы, справки из школы, свидетельства о рождении), относящиеся к закрытой правительственной электронной базе данных. И это при том, что пять лет назад генпрокурор был утвержден властями и парламентом, которые теоретически тем более имеют доступ к закрытой информации.

Генпрокурор признал, что с матерью его предполагаемого сына (хозяйкой бара, куда он часто ходил) их связывали приятельские отношения, но не более, назвал обвинения клеветой, пригрозил изданию судом и предложил пройти тест ДНК в качестве доказательства своей невиновности, тем более что женщина тоже отрицала факт связи. Однако прежде чем он получил возможность пройти такой тест (процедура занимает минимум месяц), по указанию министра юстиции в его отношении была начата официальная проверка. Ситуация была похожа на знакомую нам «или ты уходишь по собственному, или мы найдем нужную статью», и Чхэ ушел в отставку, оставив трогательное письмо экс-подчиненным в стиле «думайте только о народе и законе», которое только укрепило его доброжелателей в том, что негодяи и коррупционеры достают компроматом прижавшего их честного следователя.

Это вызвало бурление как среди оппозиции, так и среди сотрудников генпрокуратуры, многие из которых вплоть до начальников департаментов стали выносить сор из избы, уходя в отставку вслед за Чхэ и делая весьма жесткие заявления. Как минимум про то, что минюст не должен был начинать проверку без результатов ДНК-теста или итогов служебного расследования внутри самой ГП. Как максимум, что под угрозой находится независимость генпрокуратуры; что в личной жизни Чхэ стали копаться, когда тот начал честно расследовать вмешательство разведки в президентские выборы; что министр юстиции трус и сам должен уйти в отставку.

Под таким давлением администрация президента заявила, что прошение Чхэ Дон Ука об уходе пока не принято. Тут уже оппозиция перешла в наступление и стала обвинять власти в том, что власти следили за прокурором нелегально.

Как видно, ставки в игре очень высоки - национальная служба разведки и «Чосон Ильбо» поставили на карту свою репутацию, которая в РК значит все-таки больше, чем в России. У генпрокурора на кону его личная жизнь и репутация. Если ДНК-тест не подтвердит отцовство, газете грозит существенный штраф и обязанность напечатать опровержение. Если же отцовство будет подтверждено, либо, несмотря на слова о готовности пройти его, на деле Чхэ будет уклоняться от ДНК-теста, все будет выглядеть так, что внебрачный сын - его. С закономерными последствиями.

Кроме того, обратим внимание на общее усиление борьбы с коррупцией, где от новой власти достается и правым и левым. После долгого периода бездействия власть вынудила заплатить старые штрафы экс-президентов Чон Ду Хвана и Но (Ро) Тхэ У. В свое время это было частью приговора по обвинении в коррупции, но затем экс-президенты объявили, что денег у них больше нет. За 110 дней работы следователи отследили тысячи счетов на подставных лиц, и фигуранты сдались. Чон заявил, что выплатит 150 миллионов долларов, а Но выложил из своего кошелька 21 миллион. На очереди руководитель компании «Дэу» Ким У Чун и, как предполагают многие, Ли Мён Бак, являющийся самым богатым экс-президентом за всю историю страны.

Досталось и левым. Свой приговор получила Хан Мен Сук, экс-премьер при Но Му Хёне и потенциальный соперник Пак на президентских выборах. Там суммы и сроки меньше, но это производит впечатление, что новый руководитель РК вернула к жизни практику суровой борьбы с этим социальным злом, которая процветала при условных левых, но почти исчезла при Ли Мён Баке, когда число громких дел существенно уменьшилось, специальный орган, посвященный борьбе с коррупцией, реорганизовали и практически сократили, соединив его с инстанцией, борющейся за права человека.

Тут надо помнить, что в РК борьба с коррупцией во власти - распространенное средство политической борьбы: в условиях южнокорейской бюрократической системы, где очень многое строится на личных связях и неформальном общении, обвинить в коррупции (как оказании услуг в обмен на услуги) можно практически любого, а пресса с готовностью создаст необходимый уровень шума.

Потому война с данным злом идет как бы всплесками. Первый происходит перед выборами, когда встречные обвинения в коррупции и обещания покончить с ней являются обязательным элементом борьбы кандидатов. Второй случается через некоторое время после взятия власти, когда, выждав необходимое время, победитель начинает ее передел, используя коррупцию как повод для смещения неугодных. Оттого бороться с коррупцией можно долго, политически мотивированно и в целом безрезультативно.

Но нельзя упускать из виду и то, что положение Пак Кын Хе несколько отличается от положения остальных президентов РК тем, что она ведет войну на два фронта. Связано это с тем, что ее восхождение к власти на самом деле могло случиться и пять лет назад, когда единый кандидат от правой партии должен был определиться в ходе интернет - опросов общественного мнения.

Дело в том, что обе основные партии РК (названия их могут меняться, но суть их отражает левый и правый тренды) являются на самом деле широкими коалициями, где у каждого выдающегося политического деятеля есть своя фракция и своя клиентура. Конкуренция между фракциями может быть весьма острой, а приемы борьбы - не джентльменскими. Тогда Пак Кын Хе проиграла Ли Мён Баку выборы, однако сегодня глава Корейской службы Гэллапа, который отвечал за эти опросы, находится под следствием, и одно из выдвинутых ему обвинений - фальсификация результатов этих опросов в пользу Ли Мён Бака.

Впрочем, окончательно это пока не доказано, но во многом из-за этого госпожа Пак и ее фракция весь президентский срок Ли Мён Бака пребывали «во внутренней эмиграции», так что даже в ходе предвыборной борьбы никто особенно не переваливал ответственность за грехи предыдущего президента на претендентку от формально той же партии. Конечно, Ли неоднократно предлагал ей крепить единство партии и занять пост премьер-министра, но Пак отклоняла эти предложения, поскольку в корейской политической культуре при сильной власти президента премьер является скорее мальчиком для битья, который уходит в отставку после очередного серьёзного прокола власти.

Теперь Пак Кын Хе, наконец, руководит страной, но помимо оппозиции со стороны левых, внутри самой партии Сэнури, к которой она принадлежит, есть две группировки, относящиеся к ней весьма недоброжелательно.

Во-первых, это фракция экс-президента. Ее представители занимают многие ключевые места, и сменить их в одночасье не получится. Конечно, каждый новый президент тратит первый год своей карьеры на кадровое обновление (обычно замаскированное под борьбу с коррупцией) и это занимает какое-то время.

Другая группа - это экс-президент Ким Ён Сам и его сторонники. Будучи молодым депутатом Парламента в конце 1970-х, Ким начал свою карьеру с активной и жесткой критики режима Пака и довольно сильно от него претерпел. Это потом он из «несистемной оппозиции» перешел в «системную», а в итоге объединился с правящей партией, став в 1992 г. первым гражданским президентом РК после длительного правления военных; тогда же диктатор открыто требовал наказать строптивого депутата и лишить его мандата в нарушение Конституции. Так что к отпрыскам Пак Чжон Хи Ким Ён Сам и его сторонники, имеющие когда-то диссидентское прошлое, питают достаточную личную неприязнь, чтобы логика фракционной борьбы возобладала над здравым смыслом.

Понятно, что в такой ситуации Пак Кын Хе вынуждена со многими договариваться, а в рамках демократических игр представленные ей кандидаты на посты министров проходят очень внимательный отбор на предмет отсутствия в их биографиях даже мелких грешков. Меж тем выясняется, что у кого-то из ее креатур родственники когда-то были вовлечены в коррупционный скандал; кто-то попался на том, что уберег детей от обязательной армейской службы; кто-то был обвинен в махинациях с недвижимостью, выражающихся в том, что он купил когда-то земельный участок, а когда цены выросли, выгодно его продал.

В результате пока Пак Кын Хе придется работать не с теми, с кем бы она хотела, а с теми, кто смог пройти отбор. А это означает, что к радикальным переменам первая женщина-президент сегодня не готова. Чтобы продавливать свое видение будущего Южной Кореи, ей нужно существенно укрепить свои позиции и нейтрализовать политических противников, а это тоже потребует времени.

Таким образом, вопросы кадровой расчистки и проталкивания на нужные посты верных ей людей стоят у Пак Кын Хе с особой остротой. И если руководителя разведки сменить удалось (хотя, как мы видим, это отнюдь не означает полного контроля над всей структурой), то прежний министр обороны остался на своем посту и даже пользуется определенным покровительством США. А без нормальной структуры кадров любые инициативы Пак Кын Хе, от восстановления доверия между Севером и Югом до строительства в РК социального государства, так и останутся на уровне предвыборных обещаний.

Но консервативные силы защищают статус-кво, а значительная часть левых в рамках логики фракционной борьбы всё равно видит в Пак Кын Хе дочь своего отца, принципиально не желающую идти на компромиссы. Этим, вполне вероятно, и объясняется столь высокая плотность разнообразных скандалов, за которыми теперь так внимательно следит южнокорейская аудитория.

Это заставляет предполагать, что историями с переворотом или прокурором дело может не кончиться, и автор обещает, что будет стараться держать читателей в курсе подобных «интриг и расследований». Главное - чтобы у этого политического сериала рано или поздно наступил счастливый конец.

Константин Асмолов