27 ноября парижский апелляционный суд вынесет окончательное решение по делу яслей Baby Loup. Каким бы ни был вердикт, этот случай поднимает важнейший вопрос места ислама во французском обществе.
Как пишет в своей последней книге Даниэль Сибони (Daniel Sibony), «западный мир» до сих пор не может отделаться от комплекса превосходства. На самом деле он лишь прикрывается внешним проявлением чувства вины, «нарциссическим комплексом вины», который, по мнению Сибони, занял место официальной этики. Суть этого явления заключается в признании за Западом ответственности там, где ее нет. Как пишет Теодор Дальримпль (Theodore Dalrymple), такое безграничное чувство вины придает величия и позволяет занять видное место в истории. Стремление взять на себя вину любой ценой подводит сторонников этой официальной этики к упорному отрицанию проблем, которые порождает ислам в западных странах. Говорить о том, что ислам - религия мира и терпимости, и что все противоречащее этому утверждению не имеет никакого отношения к действительности, означает сводить всех мусульман к их священному тексту, хотя это им прежде всего нужен ясный взгляд на Коран и даже некоторая дистанция от него. В результате у нас возникает такая ситуация: если «другие» говорят, что никаких проблем нет, мусульманам сложно реагировать как-то иначе, путем, отличным от буквального следования священному писанию.
Ради морального успокоения подверженные комплексу вины совершенно закрывают глаза на реальное положение дел и считают, что мусульмане в любом случае не в состоянии дистанцироваться от веры. На самом деле все это – выражение сильнейшего презрения, «уверенность в том, что они не могут самостоятельно подойти к решению проблемы, и что им нужно помогать ложью». Кроме того, это и невероятное лицемерие, потому что у нас пытаются сохранить в тайне или, по крайней мере, не называть открыто то, что итак доступно для всеобщего обозрения: взгляните, как в Коране воспринимаются эти самые «другие», на чью земли пришли жить мусульмане. В конце книги Даниэль Сибони (он сам жил в Марокко и владеет арабским) приводит в качестве приложения несколько отрывков из Корана, которые посвящены иудеям и христианам. Хотя этот вопрос и стоит несколько острее для переехавших на запад мусульман, он касается всего исламского мира. Даниэль Сибони не делает различий между разными течениями в исламе, потому что поднятая им проблема затрагивает их все без исключения.
Коран – это настоящее слово божье. То же самое относятся и к священным книгам иудеев и христиан, однако они извратили его. То есть, изначально всегда существовало лишь слово бога мусульман, которое впоследствии было искажено. Таким образом, доброжелательность Корана распространяется лишь на тех, кто следует единственно правильной вере в единого бога.
Таким образом, мусульмане разрываются на части между книгой с ее заявлениями и той неловкостью, которую они могут испытывать по ее поводу. Тем более что нарциссически комплекс вины Запада возлагает на самых умеренных из них роль защитников полнейшей безобидности Корана. В главе под названием «Ислам, Европа и светское общество. Реальное положение дел» Даниэль Сибони рассказывает о весьма интересном споре двух знатоков Корана. Один из них мусульманин, а второй нет. Первый пытается доказать мирную суть Корана и приводит незаконченные строфы из книги, которые второй каждый раз дополняет. Даниэль Сибони так описывает замешательство мусульманского интеллектуала: «Если бы он прочитал стих до конца, то ступил бы в пропасть, не смог бы привести аргументы в поддержку отстаиваемой им позиции, которая представляет священный текст не просто приемлемым и терпимым, но и необходимым». Кроме того, этот человек оказывается запертым в роли защитника ислама как религии мира и терпимости. Если бы он дочитывал стихи до конца, то тем самым автоматически записал себя в лагерь радикалов, которые всегда произносят их полностью.
Здесь мы подступаем к самой сути проблемы, которая касается принятой у нас манеры говорить об исламе, тенденции проводить линию Мажино между исламом и исламизмом. Все попытки сократить священное писание и любой ценой скрыть его отрицательные стороны (вместо того, чтобы позволить мусульманам самим от них дистанцироваться) означают, что защита всего Корана целиком ложится на плечи представителей радикальных течений: «Чем сильнее умеренные критикуют исламистов и говорят, что те не имеют ничего общего с исламом, тем чаще те будут искать спасения в фундаменталистской риторике». В результате радикалы становятся своего рода связующей нитью для сохранения целого: «Умеренным требуется существование радикалов, чтобы извлечь плоды из собственной умеренности. Фундаменталисты нужным им, чтобы доверить то, чем они сами не хотят заниматься, но в чем они испытывают реальную потребность».
Даниэль Сибони вовсе не считает, что все мусульмане постоянно придерживаются прописанного в Коране отношения к неверным. По большей части они об этом просто не думают, и священное писание направляет их мысли и действия лишь в редких случаях. Фундаменталистов же отличает то, что Коран сидит в их головах постоянно. Как бы то ни было, проблема вовсе не ограничивается одними фундаменталистами. Дело в том, что такому отношению «время от времени требуется реальное проявление, и что подлинное самосознание в результате серии потрясений вытесняется прописанным в книге». Линия Мажино между «добряками умеренными» и «злыми фундаменталистами» на самом деле ошибочна и заставляет всех танцевать под одну и ту же дудку. Экстремисты мнят себя «стражами» «прописанной части самосознания», а так называемые умеренные разрываются между «фундаменталистской риторикой и необходимостью отойти от нее».
Стремление сохранить в тайне главную проблему ислама требует «подавления критики». По словам Даниэля Сибони, наибольшее беспокойство во всем этом вызывают стремление к секретности и пропаганда, которая пытается сделать из каждого из нас «хранителя тайны». Даниэль Сибони считает это преступным шантажом, который порождает двуличие. К тому же, после того, как ультраправые перетянули на себя вопрос ислама, к нему стало практически невозможно подступиться без подозрений в связях с ними. Нарушая запреты ислама, ультраправые, по сути, стали их самыми лучшими защитниками.
Даниэль Сибони меняет местами элементы причинно-следственной связи в исламофобии. «Исламофобия течет сверху вниз, пугает боязливых и вызывает злобу тех, кто ощущает, что им не дают открыть рта, наклеивают ярлык «расистов». В действительности получается, что официальная исламофобия рассматривает мусульманина как инвалида, которому не по силам самостоятельно отстоять свою позицию. «Многие хранят эту злобу всю свою жизнь, потому что им так и не представилась возможность высказаться».
Он справедливо отмечает, что нам нельзя путать отсутствие любви с ненавистью или страхом, как это обычно часто бывает в обвинениях в той или иной фобии. В любом случае, таким обвинениям не по силам подавить страх. А все слова о постыдности и неприемлемости этого чувства отнюдь не помогают бороться с ним, а только подкрепляют цензуру. «Консенсус нарциссического комплекса вины черпает поддержку в отторжении тех, кого он стремится заставить замолчать, грозя ярлыком фобии. Такая фобия второго порядка может отпугнуть очень многих, особенно тех, кто становятся ее жертвами. Она подводит их к некому базовому, элементарному страху, страху быть отверженными обществом».
Даниэль Сибони выражает (пусть и весьма слабую) надежду на то, что Запад в конечном итоге осознает, что его высокомерная снисходительность по отношению к исламу (отрицание существующих проблем и готовность взять на себя всю ответственность) на самом деле прочно запирает мусульман в изолированном самосознании. Он полагает, что снимает с мусульман некую вину, которой в действительности и не существует. Мусульмане не несут никакой ответственности за то, что было давным-давно написано в Коране. Как они могут дистанцироваться от этой книги, если те, кто подвергается в ней такому плохому отношению, не могут ничего возразить и делают вид, что все в порядке? Пора прекратить делать из проблемы тайну и начать открыто ее обсуждать.
Мишель Трибала (Michèle Tribalat) – демограф, специалист по иммиграции.
