Слова, идеи и идеологии всегда были и остаются неотъемлемой частью международной жизни.

ХХ век сотрясали великие идеологические бури, которые породило противостояние марксизма и капитализма, однако и мир XXI нельзя назвать идеологически стерильным.

Развитие «рыночной демократии» отнюдь не ознаменовало собой конец истории идей. Время идей еще не прошло. Несмотря на все внешние признаки, глобализация не сводится к неолиберальным концепциям свободной конкуренции и свободного движения товаров и капиталов. Существует глобализация продукции и идей.

Идеи не стоят на месте. Они постоянно движутся, сталкиваются, переплетаются, борются друг с другом. Предложение на рынке существует и за пределами неолиберального поля: отказ от экономического роста, суверенитет, экология, неоконсерватизм, исламизм и т.д. Благодаря нефтедолларам ваххабизм превратился в продукт идеологического экспорта для стран Персидского залива в целом и Саудовской Аравии в частности. Упадок арабского национализма и Исламская революция в Иране 1979 года дали толчок этой идеологической динамике, которая основывается на смешении политики и религии, что прекрасно отражает лозунг «Братьев-мусульман»: «Коран — наша конституция».

Хотя начавшиеся в 2011 году народные восстания в арабских странах и свидетельствуют о подъеме исламизма, он так и не смог побороть светский авторитаризм в Египте и вынужден бороться с развитием прогрессивных течений, которыми движут демократические ценности политического плюрализма, человеческого достоинства и социальной справедливости. Таким образом, «пробуждение» арабских народов связано с априори противоречивыми идеологическими силами, которые могут вступать друг с другом в борьбу (посмотрите на раскол в сирийской оппозиции), но в то же время объединяться и формировать союзы (тройка у власти в Тунисе).

Государства и не являются единственными игроками в этом мире идей, но воспринимают их как серьезный инструмент утверждения собственной мощи в глобализованном мире, где всю большую роль приобретают отношения взаимозависимости. Способность формировать и продвигать идеи представляет собой «мягкую силу» государств, которые имеют для того желание и необходимые возможности.

Франция осознала неумолимую потерю позиций на международной арене (это касается уже «жесткой силы») и так же решила вступить в гонку за влияние. Эта стратегия сформировалась на основе принципов (национальная независимость, многосторонняя политика, право народов на самоопределение, культурная исключительность, права человека), которые отображают определенное восприятие ее самой, ее особенностей и положения в мире.

Как бы то ни было, ни одно государство, в том числе и Франция, не может рано или поздно не натолкнуться на противоречие между ее стратегическими интересами и официальными идеями и ценностями ее дипломатии. В случае такого конфликта реализм формирует приоритет национальных/личных ценностей над идейными или нравственными позициями. Таким образом, законы реальной политики ведут к колебаниям в риторике, в рамках которой идеи становятся инструментами на службе интересов и мощи. Неоконсерваторы прекрасно это поняли. Военному англо-американскому вторжению в Ирак в 2003 году предшествовало наступление идей, пропагандистская кампания с опорой на понятия «справедливой войны» и «демократии». Хотя тандем Буша и Блэра потерпел неудачу в попытке оправдать незаконную войну, многие державы по-прежнему испытывают сильнейший соблазн переступить через нормы международного права ради их интересов и/или личных концепций.

Об этом свидетельствует и риторика Франции и США по поводу применения химического оружия в сирийском конфликте: она должна была создать почву для военного вторжения без необходимого для того согласия Совета безопасности ООН. Чтобы подчеркнуть нравственность французской позиции, президент Олланд говорил о «наказании» режима Башара Асада. Его заявления сместились в сторону поля нравственности, что весьма спорно с точки зрения обоснованности и эффективности в международных отношениях.

Международная жизнь формируется из слов, которые несут в себе идеи и могут перерасти в действия. Так, большинство европейских и американских политических деятелей (это связано в большей степени со стратегическими, а не идеологическими соображениями) придерживались весьма двусмысленных и туманных комментариев по поводу смещения президента Египта Мохаммеда Мурси (первый в истории страны демократически избранный лидер) армейскими силами вместо того, чтобы признать настоящую и прозаическую природу события: военный переворот. Юридические и финансовые последствия были бы слишком серьезными.

Внешняя политика Франции направлена на продвижение концепций (французский язык, культурная исключительность, светское государство), которые представляют собой выражение самосознания и/или национальных интересов. Тем не менее, Франция, по всей видимости, испытывает трудности в этой борьбе идей. Ее способность правильно воспринимать мир и в том числе будущее европейской интеграции подверглась суровому испытанию. В то же время, как пишет Жюстен Ваис (Justin Vaïsse), США «по-прежнему остаются поставщиком концепций для восприятия мира».