С приближением европейских выборов этот прозвучавший на форуме «Дни Брюсселя» вопрос прекрасно отражает заметные сегодня невооруженным взглядом расхождения между французским общественным мнением и европейской конституцией.
После «нет» на референдуме 2005 года по европейской конституции отношения Франции и Европы складываются не лучшим образом. Европа чересчур либеральна, пытается насаждать единообразное мышление, глуха к социальным проблемам и подчиняется лишь рыночным законам… Другими словами, она больше не соответствует стремлениям французов.
На форуме «Дни Брюсселя» были обнародованы результаты опроса CSA: он прекрасно отражает эту нелюбовь, которая сегодня принимает форму открытого и массового неприятия. «Больше Европы» нужно лишь 17% граждан, тогда как 52% хотели бы, чтобы ее стало поменьше (18% не считают нужным ничего менять, а 12% затруднились с ответом). Еще один важный момент: 58% считают, что воздействие ЕС на Францию было «скорее отрицательным», причем этот показатель возрастает до 66% в городах с населением менее 20 тысячч человек.
В таких благотворных для популизма условиях соблазн раскритиковать в пух и прах Брюссель становится практически невозможно преодолеть, потому что это приносит хорошие политические дивиденды. Николя Саркози неплохо набил в этом руку: он обвинял Еврокомиссию в наивности, а также (вполне обоснованно) требовал от нее взаимности в товарообмене и прекращения налогового и социального демпинга. Арно Монтебур (Arnaud Montebourg) продолжает действовать в том же ключе (хотя и добавляет нотку популизма), когда заявляет, что различия между американскими, китайскими и европейскими предприятиями заключаются в том, что на первых двух «хотя бы не наседает Европейская комиссия».
То есть, во всем виновата одна лишь Еврокомиссия? Нет. Прежде всего, комиссия – это лишь послушный сторожевой пес, который следит за применением соглашений в интересах Евросоюза в целом, а не каждой из стран в отдельности. И это подразумевает компромиссы, причем иногда весьма болезненные. Другими словами, роль Европейской комиссии жестко ограничена этой частью суверенитета, которую государства-члены единогласно решили передать союзу.
И если комиссия не уделяет большого внимания обществу, правосудию и образованию, это потому что никто и не поручал ей подобной задачи. И наоборот, она занимается рынком именно потому, что от нее потребовали следить за равенством в масштабах Европы. Это решение опять-таки было приято и утверждено единогласно.
Контролем за соблюдением правил единого европейского рынка занимается непосредственно Хоакин Альмуния (Joaquín Almunia), комиссар по вопросам конкуренции. Во время форума этот испанский социалист сделал все, чтобы донести до аудитории основы работы Евросоюза. Рынок не является инструментом европейской интеграции и, следовательно, не должен олицетворять «европейские ценности» правосудия, образования, социальной защиты и т.д.
Если ЕС и испытывает трудности с продвижением этих самых ценностей, то причиной тому служит как раз нехватка, а не избыток Европы. Можно, конечно, вообще выйти из ЕС и еврозоны, как предлагает «национальный фронт», которому хотя бы не откажешь в последовательности… Тем же, кто сейчас недоволен бездействием Европы в социальной сфере стоило бы дойти до логического завершения мысли и призвать к формированию федеральной Европы для ликвидации этих пробелов, считает испанский комиссар.
Кроме того, в условиях долгового кризиса европейские лидеры хотят как раз «больше Европы» и укрепляют контрольную систему в еврозоне. Полномочия Еврокомиссии были расширены, и теперь она обладает более широким полем для маневра в противодействии государствам, которые дают волю дефициту бюджета. Кроме того, она может предлагать им экономические рекомендации (например, по пенсионной реформе), которые затем должны быть утверждены на Европейском совете государствами-членами.
Тем не менее, эти реформы были приняты в спешном порядке без настоящего демократического обсуждения. Предложенная Германией жесткая экономия в конечном итоге взяла верх, потому что оказалась единственным ощутим решением при отсутствии общего консенсуса, который необходим, чтобы заложить основы социальной, федеральной Европы.
Как отмечает Альмуния, в конечном итоге козлами отпущения все равно становятся технократы из Европейской комиссии, потому что именно на их плечи ложится неблагодарная задача по реализации решений, которые принимают в Берлине, Париже, Лондоне и других столицах. И это в свою очередь чревато неприятием в общественном мнении и подъемом радикальных настроений.
То есть Еврокомиссия – всего лишь невинная жертва попустительского отношения нашего руководства, которое дергает за ниточки, оставаясь в тени? И снова нет. Комиссия не проявила никакой изобретательности в период кризиса и слишком торопилась действовать по указке жесткой экономии, как отметил экономист и бельгийский министр Поль Магнетт (Paul Magnette). По его словам, в результате мы получаем некий «европейский фетишизм», который не оставляет места для демократического обсуждения. «Если даже сама Еврокомиссия воспринимает себя как технократический секретариат, то это уже поражение», – уверен Альмуния.
Но как можно выйти из такой ситуации? Все участники форума, в том числе и французский экономист Тома Пикетти (Thomas Piketty), считают нужным отказаться от правила единогласия (прежде всего, в налоговой сфере) для борьбы с демпингом самого разного рода. Дело в том, что пока у государств остается право вето, Европа будет обречена на бездействие или, по крайней мере, излишнюю медлительность.
Но готовы ли французы сделать такой рывок к федерализму, о котором, кстати, уже говорили в Германии? Позволю себе в этом усомниться, потому что подобный шаг подразумевает масштабные реформы в таких чувствительных вопросах как рынок труда, пенсионная система и здравоохранение, которые могут перечеркнуть столь дорогие французам достижения социальной системы. У нас вздрагивают при одной только мысли о массовых акциях протеста, которые могла бы породить продиктованная брюссельскими технократами реформа…
Как бы то ни было, не стоит сбрасывать со счетов постепенную координацию налоговых и социальных систем в рамках усиленной еврозоны, которая опиралась бы на федеративную или конфедеративную систему. Именно в таком направлении двинулись европейские лидеры с проектом поправок в существующие соглашения, который должен расширить социальные полномочия экономического и валютного союза и дать еврозоне ее собственный бюджет, укрепив при этом экономическую и бюджетную дисциплину.
И только по завершению этого интеграционного процесса у Германии может появиться желание обсудить еврооблигации, которые объединили бы задолженность европейских стран и облегчили бы ношу для сильнее всего пострадавших от кризиса государств. Только такой ценой Европа сможет, наконец, исправить просчеты либерализма.
