23 октября с.г.
на площади Тяньаньмэнь в Пекине произошёл террористический акт.
Водитель внедорожника, начинённого взрывчаткой, врезался в ворота.
Взрывом убило двух иностранных туристов, а также троих пассажиров
внедорожника – водителя-террориста, его жену и мать. Сорок человек
получили ранения.
Буквально через несколько дней после этого случая китайские
правоохранители сообщили о поимке пятерых подозреваемых в подготовке
других терактов. Все задержанные – уйгуры, сторонники Исламского
движения Восточного Туркестана, выступающего за создание независимого
государства в Восточном Туркестане и распространение ислама среди
китайцев (1).
Это событие интересно сразу несколькими нюансами. Во-первых,
примечательна реакция зарубежных уйгурских организаций и комментирующих
теракт западных аналитиков. Первые полагают, что атака шахидов на
площади Тяньаньмэнь вызывает много вопросов, в т.ч., как в машине
террориста оказались его мать и жена, безропотно согласившиеся отдать
жизнь во имя «джихада»? Довод слабенький, но зарубежные уйгуры уверены,
что китайские власти используют теракт в своих целях, и обрушат на
уйгурское национальное движение небывалые репрессии.
Вторые, как бы между строк, проводят мысль, что у китайских властей
ранее не было прямых доказательств участия в подготовке терактов
уйгурских экстремистских группировок, и всё походило более на отчаянную
месть отчаянных одиночек, а не завербованных террористов.
Во-вторых, уйгурское сепаратистское движение – не замкнутое в себе
сообщество сторонников шариата и противников китайской
государственности, а открытое внешнему воздействию течение, двигающееся в
русле радикального ислама. Ранее китайские власти говорили о
принадлежности некоторых уйгурских террористов к Исламской партии
Туркестана – организации, ведущей террористическую деятельность, в т.ч.,
и в России. Боевики организации некогда свободно чувствовали себя в
Афганистане, а теперь предпочитают отсиживаться в Пакистане.
Кроме того, Пекин выражал обеспокоенность участием этнических уйгуров
в сирийском конфликте на стороне радикальной оппозиции. Если сложить
всё вместе, получится следующая картина. В Китае медленно, но неуклонно
идёт процесс наращивания террористической активности, а китайское
государство увлекло по маршруту, уже знакомому России, для которой
радикализация мусульманских регионов и военная миграция российских
мусульман-радикалов в Сирию и обратно представляет серьёзный вызов.
В-третьих: кто выигрывает от радикализации уйгурского ислама?
Геополитический оппонент Пекина – Вашингтон. Запущенный западными
спецслужбами маховик радикализации суннитского ислама продолжает
действовать, и результаты этой работы китайцы ощущают на себе. Полюсом
террористической активности уйгурских группировок является
Синьцзян-Уйгурский Автономный Округ (СУАР), но теракт на площади
Тяньаньмэнь продемонстрировал желание уйгурских сепаратистов расширить
географию своих акций. Радикализация СУАР – это повод для Вашингтона
держать регион под наблюдением военспецов, сохраняя военное присутствие в
Средней Азии и Афганистане, а также удобный повод для правозащитной
риторики, поскольку на радикализацию СУАР Пекин вынужден отвечать
силовыми методами. Через Синьцзян проходит единая телекоммуникационная
супермагистраль Шанхай — Франкфурт-на-Майне (2).Через СУАР Китай может
замкнуть пути транспортировки газа и нефти из бассейна Каспия на
Азиатско-Тихоокеанский регион. Немаловажно и то, что СУАР граничит с
Тибетом (добиться независимости обоих от Китая означает преградить Китаю
путь в Южную Азию и подорвать его влияние в среднеазиатских
республиках бывшего СССР), а оппозиционный Пекину Всемирный уйгурский
конгресс сотрудничает с так называемым Тибетским правительством в
изгнании. Недра Синьцзяна хранят крупные запасы нефти и газа,
редкоземельных металлов. В районе ведётся добыча 52 видов полезных
ископаемых. СУАР - важный торгово-коммуникационный узел,
геоэкономический центр западного Китая. СУАР – стратегически выгодный
плацдарм для переноса террористической деятельности на постсоветские
республики Средней Азии, в которых проживает более 300 тыс. этнических
уйгуров.
Активизация членов Исламского движения Восточного Туркестана вносит
неприятный момент в пакистано-китайские отношения. Ввиду
геополитического соперничества Пекина и Нью-Дели за лавры регионального
лидера КНР взял курс на сближение с Исламабадом, давним оппонентом
Нью-Дели. При этом и Пакистан, и КНР пытаются нарастить своё влияние в
соседнем Афганистане в ущерб влиянию Индии. Но дело в том, что боевики
Исламского движение Восточного Туркестана, связанного, по мнению Пекина,
с Аль-Каидой, находят себе приют на территории Пакистана. Периодически
на стыке границ Пакистана, Афганистана и КНР происходят стычки между
боевиками этого движения и органами безопасности КНР.
Пакистан для Китая – это выход в Индийский океан. Через пакистанский
порт Карачи китайские товары попадают на рынки Южной Азии.
Экономическое значение Пакистана для КНР настолько велико, что в мае
2013 г. премьер Госсовета КНР Ли Кэцян, посетивший Пакистан, заявил о
намерении создать с Исламабадом «гигантский экономический коридор,
который не только бы укрепил стратегическое значение Китая, но и помог
бы восстановить мир и стабильность в Азии» (3). Дестабилизировать СУАР –
это отсечь Пекин от Пакистана, и, следовательно, от выхода в Индийский
океан. Такой поворот дел был бы, по умолчанию, выгоден Индии, которую
Соединённые Штаты рассматривают как ключевого союзника в Южной Азии.
Официальный Исламабад неоднократно выказывал готовность оказать
всемерную поддержку китайским властям в борьбе с боевиками Исламского
движения Восточного Туркестана, а также заявлял о своей непричастности к
терактам, совершённым членами этой группировки на территории КНР.
Исламабаду не выгодно направлять вектор террористической активности
окопавшихся на пакистанской территории группировок в направлении Китая.
Пакистан смотрит на СУАР не как на полигон для исламских террористов, а
как инфраструктурную платформу для наращивания экономических отношений
с Пекином. Для пакистанской экономики, находящейся в плачевном
состоянии, китайские инвестиции – вопрос жизни и смерти.
Заинтересованность КНР развитием деловых отношений с Пакистаном
способна спасти экономику последнего от клинической смерти. Исламабад
ранее выразил намерение максимально использовать потенциал Кашгарской
специальной экономической зоны, а также готовность к сотрудничеству с
китайскими партнёрами в пищевой промышленности, сельском хозяйстве,
финансовом секторе и т.д. Поджигать СУАР для Пакистана равносильно
разрушению моста, ведущего к сундуку с деньгами.
Не просматривается и заинтересованности Саудовской Аравии, ключевого
союзника Соединённых Штатов по экспорту терроризма в другие страны, в
дестабилизации СУАР. Пекин для Эр-Рияда – ценный импортёр саудовской
нефти, готовый и далее углублять сотрудничество в этом направлении,
вплоть до создания совместных нефтехимических предприятий. Саудовская
Аравия на протяжении нескольких лет остаётся крупнейшим торговым
партнёром Пекина в Западной Азии, объёмы товарооборота с которым
китайская сторона хотела бы довести до $60 млрд. к 2015 г.
Анализ развития событий в СУАР позволяет сделать вывод, что наиболее
заинтересованной стороной дестабилизации обстановки в СУАР являются
Соединённые Штаты, непрерывно наращивающие давление на Китай в вопросах
обеспечения культурных и религиозных прав уйгурского и тибетского
меньшинства.
Владислав Гулевич