Чтобы наши мобильные телефоны и другие электронные гаджеты были обеспечены металлами, в Конго совершается чудовищное насилие. Мальчишка в военном камуфляже выскакивает из густых придорожных зарослей, сжимая в одной руке «калашникова», а в другой – пучок зеленых листьев конопли. На вид ему лет 14–15, он широко и озорно ухмыляется, словно что-то удачно стащил (не исключено, что это и в самом деле так), на голове у этого воина женский парик с фальшивыми косами до плеч. Через пару секунд нас обступают его приятели – десяток вооруженных до зубов мальчишек, одетых в рваную камуфляжную форму и грязные футболки. Выскочив из джунглей по обеим сторонам дороги, они перекрывают рыжую грунтовку. Наш маленький вездеход «Тойота» внезапно оказывается в плотном кольце из маленьких солдат.

Это произошло на дороге к Бави, захваченному боевиками золотому прииску на слаборазвитом востоке Демократической Республики Конго. Конго – крупнейшая африканская страна к югу от Сахары и на бумаге одна из самых богатых: здесь сосредоточены огромные залежи алмазов и золота, кобальтовых, медных, оловянных, танталовых и множества других руд. Однако нескончаемая война превратила Конго в одну из беднейших и несчастнейших стран. Это кажется нелепым, пока не поймешь, что прибыль рудников, контролируемых боевиками, как раз и подпитывает царящий здесь хаос. Ведь эти рудники снабжают сырьем крупнейших в мире производителей электроники и ювелирных изделий: в любом ноутбуке, игровой приставке или золотой цепочке может присутствовать частичка трагедии Конго.

Так, прииском в деревне Бави заправляет пузатый полевой командир по прозвищу Кобра Матата (на суахили – «опасная змея»). Впрочем, «заправляет» – слишком сильно сказано: в здешних краях нет линии фронта, обозначающей, где именно кончается власть правительства и начинается всевластие Кобры, нет окопов, в которых сидели бы солдаты противоборствующих сторон, глядя на врага сквозь оптические прицелы. Есть лишь размытые, нечеткие зоны влияния – иногда весьма слабого, когда в одном месте под деревом манго прилегли несколько солдат правительственной армии, а в другом, в паре километров дальше по дороге, подростки из отрядов Кобры курят марихуану, и между ними нет ничего, кроме яркой зелени джунглей.

«Сигара, сигара!» – кричат вооруженные подростки. Мы с фотографом Маркусом Блисдейлом быстро суем в окно пригоршни сигарет местной марки. Их тут же расхватывают дрожащие от возбуждения смуглые руки. За сигаретами следует несколько тысяч измятых конголезских франков – меньше пяти долларов США. Кажется, сработало. Мы снова отправляемся в путь, грохоча по мучительно ухабистой грунтовке мимо зарослей бананов и крытых листьями хижин.

Добравшись до Бави, мы садимся поговорить о золоте с местными старейшинами. Средняя мировая цена на этот металл за последние десять лет выросла вчетверо, однако в деревне незаметно никаких признаков процветания или хотя бы улучшения. Бави кажется средоточием крайней нищеты, подобно любой другой деревне на востоке Конго: кучка круглых хижин, рынок, где в лавках, сооруженных из веток, безразличные торговцы сидят на грудах ношеной одежды, немощеные улочки, по которым бредут, спотыкаясь и источая запах перегара, мужчины с остекленевшим взглядом.

В Бави, по словам старейшин, нет ни электричества, ни водопровода, ни лекарств, ни школьных учебников. Дети босы, их животы раздуты, словно воздушные шары, от недоедания и паразитов. «Мы нищие, – говорит Джума Мафу, один из старейшин. – У нас много золота, но нет машин, чтобы его добывать. Наши старатели копают породу руками. Большие компании не придут сюда, пока здесь не будет мира». А его явно тоже нет.