Создание Россией, Казахстаном и Белоруссией Таможенного Союза на постсоветском пространстве вызывает неоднозначную реакцию Пекина, который также имеет большие интеграционные планы в Евразии. Не грозит ли евразийская интеграция РФ и ее партнеров по СНГ расколом в ШОС и не приведет ли это к ухудшению российско-китайских стратегических отношений?

Интеграционная неопределенность. Почему Китаю вежливо отказали?

Инициатива российского президента, поддержанная казахстанским и белорусским коллегами, действительно, меняет интеграционные акценты в Евразии. До образования в 2010 году Таможенного союза (ТС) они были более или менее ясны. Китай, предложив в 2004 году свою версию создания Зоны свободной торговли (ЗСТ) в рамках ШОС, получил вежливый отказ от других стран — постоянных членов организации, но сама идея (реализация интеграционного проекта в рамках ШОС до 2020 года) сохранилась.

При этом в регионе сохранялась ситуация неопределенного «статус-кво», которая тогда устраивала всех. Пекин спокойно ждал своего часа, понимая, что деваться партнерам по ШОС некуда, тем более что большинство республик системно подсело на китайские инвестиции и выгодные кредиты в инфраструктуру, энергетику и другие сферы. Москва занималась больше безопасностью, включая укрепление ОДКБ, не возражая против экономического усиления КНР в ШОС.

КНР успешно реализовала свои транзитные (транспортные), энергетические (углеводородные), ресурсно-сырьевые и иные потребности, пытаясь за счет ресурсов Центральной Азии подтянуть более отсталые северо-западные провинции (в основном СУАР) до уровня продвинутых южных регионов Поднебесной.

Российско-китайский баланс. Кто и за что отвечает?

Устраивала эта неопределенность и государства Центральной Азии. Большинство центральноазиатских интеграционных инициатив, как известно, «кануло в Лету», а рожденный в Астане (в 2000 году) проект ЕврАзЭС был явно формальным. Реальная активность появлялась, когда речь заходила о новых китайских инвестициях и кредитах, дававших толчок развитию региона. При этом здесь прекрасно понимали, что одно дело инвестиции, кредиты и торговля с КНР, и другое — создание ЗСТ, то есть интеграция под «китайским флагом», которая означала бы формирование нового качества зависимости местных слабых экономик от гигантского и быстро растущего соседа.

Держалось все это на известном российско-китайском балансе интересов, который сформировался в регионе по мере становления общего формата российско-китайского стратегического партнерства. Сложилась даже некая неофициальная «специализация». Москва традиционно «отвечает» за безопасность, а Пекин, особенно в последние годы, — за экономику. При этом китайское руководство, как прежнее, так и нынешнее, подтверждало верховенство неких общих российских геополитических приоритетов в регионе.

К слову, в Пекине не должны забывать о несопоставимости уровня угроз, идущих из региона Центральной Азии для РФ и КНР. Простой их перечень показывает очевидную их асимметрию. Россия объективно в значительно большей степени, чем Китай, поставлена под удар растущего наркотрафика, проникновения исламского фундаментализма, экстремизма и терроризма на всю территорию (не только в южные регионы РФ). В РФ идут потоки многомиллионной фактически неконтролируемой миграции из региона.

Китайские же интересы безопасности сводятся по большому счету к нейтрализации «трех зол», угрожающих Синьцзяну и контролю безопасности транзитных углеводородных и товарных «коридоров» и потоков в регионе.

Евразийские альтернативы. За кем пойдет Азия?

Сегодня, похоже, эта неопределенность заканчивается. Россия начала переформатирование контуров евразийского пространства по «своей» модели, границы которой, правда, еще до конца не ясны. Существуют варианты заявленного треугольника «Россия — Казахстан — Белоруссия» и возможности подключения к нему Киргизии, Таджикистана, Армении, а также далекой Индии или Турции.

Главная проблема — согласится ли Китай с северо-западным вектором евразийской интеграции, предложенным Россией и ее партнерами по ТС, и сохранится ли в прежнем виде региональный баланс интересов. На сегодняшний день официальная позиция Китая пока полностью не изложена, но ее отдельные проявления уже есть.

Одним из них стало выступление председателя КНР Си Цзиньпина 7 сентября в Казахстане в стенах университета им. Н. А. Назарбаева, где была озвучена идея создания Китаем «экономического пояса Великого шелкового пути».

Очевидно, что это не просто римэйк известного американского проекта, а, скорее, некий «ответ» трем президентам и вариант альтернативного китайского «сплочения Евразии». Причем границы этого «сплочения» (нового Шелкового пути) охватывают просторы Центральной, Восточной, Южной и Западной Азии.

Началом реализации нового проекта стал сентябрьский визит председателя Си Цзиньпина в регион. В ходе поездки были подписаны контракты с Узбекистаном — 31 соглашение (нефть, газ, золото) на 31 млрд долларов, с Туркменистаном — 8 (газ) на 7,7 млрд долларов, с Киргизией — 8 (прокладка газопровода) на 5 млрд долларов и с Казахстаном — 1, на покупку CNPC 8% акций одного из консорциумов по разработке нефти в Каспийском море. Общий инвестиционный «улов» составил более 60 млрд долларов.

«За» и «Против». Угроза российско-китайскому партнерству?

В экспертном китайском сообществе бушуют страсти. Спектр мнений достаточно широк — от обвинений до восхищения Россией. Суммируя, можно выделить два крайних подхода. Первый связан с жесткой критикой евразийского проекта и развернутой характеристикой печальных экономических последствий для центрально-азиатской политики КНР.

Представители этого течения отмечают, что в случае подключения к ТС других государств региона, «экспорт китайских товаров будет подвергаться антидемпинговому расследованию со стороны всех государств-членов ТС», что китайские предприятия столкнутся с «жесткой конкуренцией в региональных инвестициях и других сферах», и что Китай, в конечном счете, окажется «на обочине региональной интеграции».

Общий вывод — создание Евразийского Союза (ЕАС) к 2015 году подрывает интересы КНР в Центральной Азии, отрицательно скажется на развитии ШОС и, в конце концов, «приведет к серьезным политическим трудностям в российско-китайских отношениях».

Другая часть экспертов настроена иначе. Слабая Россия, подчеркивают они, не вписывается в геополитические планы КНР, а успех «евразийского проекта Владимира Путина будет только усиливать Россию, что, в конечном счете, более важно для Китая, чем тактические, временные (коммерческие) потери в Центральной Азии».

При этом сторонники этого подхода указывают на общее сходство китайской интеграционной мотивации в Восточной и Центральной Азии. Отмечается, что поскольку Китай активно выступает за развитие АСЕАН и это дает ему возможность успешно продвигать проекты АСЕАН +1 (КНР) и АСЕАН +3 (КНР, Южная Корея и Япония), то почему же интеграционный проект ЕАС нужно тормозить? Вполне вероятно, подчеркивают ученые, что в ближайшем будущем для Китая в Центральной Азии появятся новые шансы и возможности создания структуры по типу «ЕАС +1», причем без ухудшения отношений с таким важным партнером как Россия и на взаимовыгодной основе.

Последнее замечание представляется вполне резонным. Действительно, логика действий Поднебесной в Евразии в интеграционном плане теоретически не отличается от ее логики в уже «апробированной» Восточной Азии. При этом для ШОС, наоборот, евразийская интеграция может стать дополнительным здоровым стимулом для конкуренции и качественного прорыва в одной из кризисных сфер — многостороннем сотрудничестве.

«Сухой остаток». Как сблизить проекты?

Понятно, что начало реализации проекта «Экономического пояса Великого шелкового пути», когда большая часть товаров, услуг и капиталов пойдет, минуя зону Евразийского союза, будет усиливать российско-китайские региональные противоречия. При этом на перспективы китайского евразийского «возвышения» могут объективно повлиять и проблемы региональной безопасности. Афганский вызов после 2014 года при негативном сценарии запросто опрокинет любые грандиозные китайские «шелковые планы». Россия несет неизмеримо большие затраты в сфере безопасности, автоматически обеспечивая, в том числе, и стабильную среду для реализации нынешних и будущих китайских экономических евразийских проектов.

Другими словами, во всем должен быть компромисс и взаимные уступки. Что касается региональной интеграции, то пока она может развиваться и параллельно, без взаимных «поглощений».

Сергей Лузянин