29 июня исламисты ИГИЛ объявили о формировании исламского халифата, который включает в себя некоторые регионы Сирии и Ирака. Там они установили режим, который представляет собой смешение светской власти и исчезнувшего более века тому назад фундаментализма. Такой поступок отражает серьезно отличающееся от нашего отношение к теологии и традиции.

Atlantico: Может ли завершение толкования Корана, которое относят к Х веку, послужить объяснением догматических сложностей с появлением демократических представлений? Не выходит ли, что лидеры «Исламского государства Ирака и Леванта» ослеплены идеологизированным восприятием действительности, которое связано с существовавшей в те времена руководящей системой?

Реми Браг: Это стремление к восстановлению халифата стало одним из ответов на его упразднение Ататюрком в 1924 году. Первой же реакцией было основание движения «Братья-мусульмане» в 1928 году.

По правде говоря, в этом упразднении не было ничего политического: «халиф» — это почетный титул, который предоставлялся обладающему юридическим влиянием лицу. Халифат как воплощение религиозной и политической власти исчез еще в середине Х века под напором персидским эмиров, а затем и турецких султанов.  

Что касается толкования Корана, оно, по сути, так и продолжило идти своим чередом на исламской земле. Стоит вспомнить, например, о появившихся в Египте в XIX веке комментариях. Как бы то ни было, слово «толкование» нужно воспринимать с осторожностью. Для нас оно означает, что мы отходим от буквы текста и пытаемся понять намерения автора. В юридической сфере понятие справедливости неразрывно связано с тем, как воспринимает ее автор того или иного закона. Создатели Библии, быть может, и были одухотворенными личностями, но они все равно — люди, которые жили в определенную эпоху и в определенной культуре. Тем не менее, в исламе автор Корана — никто иной как Бог. Он вечен и всемогущ, стоит вне времени и предвидел все возможные условия. Как тут можно пытаться толковать что-то, кроме самих слов?

Вот вам пример. Когда святой Павел советует женщинам носить вуаль, это можно понимать следующим образом: одевайтесь прилично, сообразно эпохе и климату. Когда же об этом говорит сам Бог, остается лишь рассуждать, какой должна быть эта вуаль, короткой, прозрачной, темной и т.д.

На протяжение XI века в исламских регионах люди пришли к выводу, что все проблемы повседневной жизни мусульман уже так или иначе нашли решение в существующих правовых школах, и, следовательно, дальнейшие инновации в этом деле не требуются. 

Малек Шетель: Конец толкования в официальном исламе датируется концом IX — началом X века с формированием коранических школ. Как бы то ни было, на самом деле толкование на этом не остановилось, потому что мусульманские теологи продолжили комментировать священные тексты в неофициальных работах. Свободные мыслители стоят вне общепринятого мнения, и нам неизвестно, каким на самом деле был их вклад.

Официальное толкование прекратилось, так как суннизм породил четыре теологических школы. Люди посчитали, что теология перестала быть главным аргументом, потому что четыре теолога кодифицировали право с рождением четырех основных школ суннизма: ханафитов, маликитов, шафиитов и ханбалитов. 

Сабрина Мервен: Они не занимаются восстановлением некоего «режима», а стремятся реализовать на практике утопию, используя ключевые слова (вроде слова «шура», совет) и концепции наподобие халифата, которые лишены изначального смысла, вырваны из контекста и применяются антиисторическим образом для активизации народного движения. Главная цель — убедить в своей правоте и добиться верности молодых мусульман.

Когда турецкое собрание упразднило халифат в 1924 году, Ататюрк подчеркивал, что халифат — это неосуществимая в реальной жизни утопия. Дело в том, что после правления так называемых праведных халифов (первые четыре преемника пророка Мухаммеда), а затем османских и аббасидских халифов (с Х века), халифат начал ослабевать. В XIII веке после захвата Багдада монголами он фактически превратился в пустую скорлупу. В XVIII веке султаны вновь вдохнули жизнь в эту идею. А исламистские движения в дальнейшем преподносили ее как идеал, к которому нужно стремиться. Получается, что идеологи ИГИЛ полностью отрицают историю, в том числе историю исламской цивилизации.   

Проникновение демократических идей в том виде, в котором они были сформированы в Европе, пришлось на момент, когда Европа плевала на собственные принципы под предлогом их распространения за границей. Короче говоря, эти идеи были восприняты одновременно как интересные и инородные. С конца XIX века мусульманские мыслители (как суннитские, так и шиитские) занялись рассмотрением и критикой проблемы абсолютизма, а также подняли вопрос парламентаризма и демократии, чтобы разобраться, допустимы ли они в системе исламской мысли и как их объединить с религиозным законом (шариатом). Впоследствии эти вопросы вновь неоднократно поднимались на протяжении ХХ века и поднимают по сей день. Если говорить схематически, здесь обрисовались три основные тенденции: исламизация современности (таков главный проект исламистских движений) и модернизация ислама либо путем его приспособления к политическим, общественным, экономическим и культурным проблемам эпохи, либо с помощью процесса секуляризации, в котором религия постепенно отходит в сферу личной жизни человека. Все эти тенденции могут переплетаться между собой.   

— Каким был ислам в тот период, три века спустя после начала мусульманского летоисчисления? Как мусульманские мыслители и ученые были двигателем научного прогресса? 

Реми Браг: Восток превосходил знаниями Европу еще со времен Древней Греции и Рима. Посмотрите на биографии великих философов, математиков, астрономов, врачей и т.д. Подавляющее большинство из них были «огречившимися» египтянами, сирийцами и анатолийцами (турок тогда еще не было). То же самое относится и к отцам церкви. Эти отличия сохранились, когда главному региональному языку, древнегреческому, составил конкуренцию древнесирийский, на котором говорили христиане. Ситуация осталась прежней и после утверждения главенствующего положения арабского языка, который к тому же позволил наладить беспрепятственное общение между отделенными ранее друг от друга областями: Месопотамией, Ираном, Средней Азией, Магрибом и даже Испанией.   

Потерянные в Европе работы греков сохранились на Востоке, в Византии, а также в сирийских обителях. Это дало арабской науке прочную основу. Мудрецы опирали на нее свои построения и в некоторых областях смогли зайти дальше греков. Аверроэс или Ибн Рушд, которого едва ли можно назвать математиком, вряд ли сможет стать тут хорошим примером. Настоящим новатором в философии скорее стал Авиценна. В науке мне бы хотелось отметить аль-Бируни, чья работа так и не дошла до средневековой Европы.

Что касается искусства, ислам практически не знал живописи и скульптуры, однако в нем отводилось большое место миниатюрам и каллиграфии (знаменитые «арабески»), которых почти не было в Европе. Поэтому сравнения тут проводить сложно. В архитектуре и музыке они были примерно на равных до европейских инноваций XII и XVI веков.

Вообще, главная загадка заключается в том, как Европе, которая начала путь с жалких крох, удалось начать с XI века интеллектуальный подъем, позволивший ей оставить позади исламский мир.   

Малек Шебель: Ислам тогда достиг своего пика во всех областях: теологии, науке, геополитике, искусстве и философии. Для него это был настоящий апогей, так как те времена отличались мирным столкновением вопросов и доктрин, огромным пространством на геополитическом уровне, повсеместным богатством и цивилизационным подъемом. Это было время возведения прекрасных мечетей, а в дипломатической сфере ислам намного опережал другие нации. То была эпоха его повсеместного расцвета при том, что христианский мир погряз в религиозном мракобесии, церковь была вездесуща и повсюду подавляла свободную мысль. Аверроэс опережал ее на насколько столетий, как и живший в XIV веке социолог Ибн Хальдун.  

Сабрина Мервен: Да, исламская цивилизация действительно опережала всех в науках в классический период. Об этом было достаточно написано, и этот факт не вызывает сомнений: мусульманские математики, философы, юристы и мыслители воспользовались наследием греков, развили его, передали другим людям. Кроме того, много писали и о том, что впоследствии, после окончательного формирования мусульманских доктрин и запрета философии ислам пошел по пути регресса и оказался в состоянии упадка, в котором обнаружил его окрыленный Просвещением Запад. Такую интерпретацию истории не стоит воспринимать слишком уж однозначно, тем более что она не в силах полностью объяснить происходящее сегодня. В современном мире люди и идеи находятся в постоянном движении, в мусульманских странах есть свои собственные интеллектуалы, инженеры и врачи… Хотя мусульманские общества в целом могут показаться «застывшими» по сравнению с нашими, у них хватает собственных ресурсов. Они вступают в период преобразований, потрясений и перестановок, которые затрагивают как религию, так и другие сферы жизни.  

— Как объяснить, что эта доминирующая роль сошла на нет так быстро после окончания «иджтихада»? В какой степени научный прогресс связан с необходимостью модернизации политики? Можно ли сказать, что современная интерпретация текстов, которая сводится лишь к обновлению старых решений, не дает теологам выйти за границы анахроничного мышления?

Реми Браг: Очень хорошо, что сейчас мы решаемся задать себе вопрос о том, почему ислам, несмотря на такое хорошее начало, пошел по пути регресса. Сейчас об этом предпочитают молчать еще с семинара в Бордо 1956 года. Лишь очень немногие специалисты решились вновь поднять эту проблему. 

Я мало кого могу назвать помимо Дана Динера, чья вышедшая на немецком книга была переведена на английский и итальянский, но обошла стороной французский, и, разумеется, Бернара Леви. Но раз оба они — евреи, у людей может появиться соблазн окрестить их «сионистами» и отмахнуться от их аргументов.

Колонизация — это следствие, а не причина. Как говорил марокканский историк Абдалла Ларуи, колонизация подразумевает, что сам народ к ней готов. Объяснений тому может быть множество. Морис Ломбар ставил на первое место экономику. Некоторые поглядывали в сторону права. Но вопрос менталитета всегда был запретным.

Малек Шебель: После 1492 года, который ознаменовал собой утрату Андалузии, ислам потерял буквально все. Пять последовавших столетий породили регресс, самоизоляцию, потерю ориентиров и общее ощущение неуверенности. Позиции арабов ослабли во всех областях, где некогда они были сильны: философии, науке, нравственности, архитектуре... В дальнейшем среди них, конечно, появлялись великие мыслители, но они не привлекали к себе должного внимания. С 1920 года все мусульманские мыслители находятся где-то на периферии, а их идеи практически не отразились на политической и юридической сферах. Это можно объяснить потерей территории и влияния, утратой веры в себя, разрушением знаковых ориентиров.

Сабрина Мервен: О каких таких теологах мы говорим? В мусульманском мире есть множество улемов (то есть религиозных мудрецов, которые являются одновременно юристами и теологами), которые в каждый день стараются примирить ислам с современной эпохой, перенести традицию и осовременить ее, вдохнуть в нее жизнь. Проблемы возникают, когда им приходится выработать позицию, отреагировать на «западную современность», которая им не нужна, на фоне политической конфронтации, неприятия экономической гегемонии и т.д. Кроме того, в таких крайних случаях как ИГИЛ, идеологи манипулируют упрощенческими концепциями ислама и видеозаписями, чтобы с одной стороны убеждать, а с другой терроризировать людей.

Вопрос приспособления ислама к реалиям современных обществ обсуждается повсюду уже очень давно. И стоит отдельно.

— Какая динамика существует вокруг этих вопросов? Некоторые страны, по всей видимости, проявляют открытость к демократии и принимают рациональный подход к реалиям ислама. Это относится к Марокко и в меньшей степени к Турции и Индонезии. Какие взаимоотношения порождает этот разнонаправленный ислам?

Реми Браг: В Указанных вами странах у модернизации был источник поддержки в обществе в лице торговой буржуазии, часть которой получила образование в открытых христианскими миссионерами школах. В случае Турции же государство переняло европейские методики, так как было обеспокоено своей военной мощью.

Малек Шебель: Эти различия связаны с внешними вмешательствами. Это, например, относится к отделившемуся от Индии в 1947 году Пакистану, прошедшему через советскую оккупацию Афганистану и Ираку, где все тесно связано с американским вмешательством… Египет же ведет борьбу с внутренним социальным кризисом. Большинство мусульманских государств — это современные и стабильные страны, такие как в Юго-Восточной Азии.  

Реми Браг: Первое, что нужно было бы сделать Западу, это задаться вопросом, действительно ли он представляет собой привлекательную модель для мусульман, которые живут в исламских странах или приехали в Европу.

Так называемая «современность» вызывает у многих мусульман презрение или даже отвращение. Они считают ее упадочной и обреченной на исчезновение. Они стремятся скорее защититься от нее, а не подражать ей.

Малек Шебель: Залогом нынешней модернизации арабских стран, таких как Египет, Тунис, Алжир или Марокко, является правовое государство, которое способствует формированию нации. Без правового государства надеяться на ненасильственные перемены совершенно бессмысленно. Для формирования правового государства требуется представительство нации. В некоторых странах арабская весна принесла перемены, но все в итоге все равно обернулось общественным кризисом. Чтобы найти примерную модель, необходимо удерживать исламистов в стороне. Если это не получится, рассчитывать на современный ислам не приходится. Общество совершенно сбито с толку, ему предлагают сделать выбор, но у него нет по-настоящему серьезных политических ориентиров. Последние 20 лет я активно говорю о современности, но складывается такое ощущение, что мои слова — это голос вопиющего в пустыне.

В нынешней системе получается, что несущий тревогу и конфронтацию исламизм привлекает к себе больше внимания, потому что у слышащего подобные заявления человека возникает желание бороться с ним. Больше всего всегда слушают самого громкого, что в полной мере также относится, например, к профсоюзным кризисам и лоббистам. Единственное решение — призывать людей к бдительности, объяснять им положение дел, защищать ценности уважения к другим, правильно интерпретировать Коран… Существуют программы в этом направлении, в том числе на уровне ООН. Нужно способствовать просвещению людей, открыть для них доступ к знаниям. Не приносить им рыбу, а научить их рыбачить.  

Сабрина Мервен: Существует политическая напряженность, динамика вокруг борьбы за гегемонию на Ближнем Востоке, которая в частности может дойти вплоть до передела границ. Кроме того, есть и свойственная каждой стране логика и динамика. Так, например, Тунис, по всей видимости, смог нащупать путь к демократии (однако ответной реакцией на этот процесс стал «экспорт» молодых исламистов в Сирию). Другим странам потребуется больше времени.

Малек Шебель (Malek Chebel) — антрополог религий и философ. 

Реми Браг (Rémi Brague) — преподаватель философии в Университете Париж-I Пантеон-Сорбонна.

Сабрина Мервен (Sabrina Mervin) — сотрудник Национального центра научных исследований, специалист по современным исламским докринам и практикам.