Часть 1.

    Этим материалом мы начинаем цикл бесед, посвященных роли и значению Ислама в современном мире, о месте этой религии в жизни каждого человека и общества в целом, о прошлом, настоящем и будущем… Наш собеседник председатель Исламского Комитета России Гейдар Джемаль.

    Новаторство и традиционализм в религии вообще, а в Исламе в частности, вопросы не праздного интереса. Могут ли эти полярно разные подходы мирно уживаться между собой, и не только уживаться, но и плодотворно сосуществовать, сотрудничать? В какой мере, и в каком качестве необходимо или возможно допускать в религию те или иные новации, чтобы не изменить ее суть и строй, ее устоявшуюся концепцию? Эти и другие вопросы мы адресуем нашему гостю.

    — Ислам — консервативная религия. Вы согласны с этим тезисом или нет?

    — Это достаточно сложный вопрос. Как правило, в обычном обществе всё понимают наоборот: то, что называется традицией — это как раз инновация, а то, что называют новаторством — это на самом деле более или менее серьезная попытка вернуться к истокам. И это не парадокс, потому что, как правило, традиционализмом в Исламе считают суфийские тарикаты, а суфийские тарикаты, кто бы там и что не говорил, во времена пророка Мухаммада, , не существовали. Более того, суфийские тарикаты появились в практике Ислама после того, как Ислам распространился на территории бывшей Византийской империи, включив в свою орбиту, такие православные, населенные христианами земли как Сирия, Ирак и так далее.

    — Вы назвали огромную территорию. Это значит, что огромное количество православных стало мусульманами?

    — Да, практически 90% ныне живущих мусульман — это потомки когда-то бывших христиан. Мы не берем, конечно, Китай и Индонезию, не берем глубокую Африку, но если, скажем, возьмем Египет, Ливию, Судан — это все бывшие христианские территории. Это все громадная территория, которая была когда-то включена в эллинское пространство. Эллинское — как единая система понятий, которая установилась после великих подвигов Александра Македонского, который впервые создал прототип глобализма и синкретический метод цивилизации. Благодаря чему, собственно, монотеизм смог выйти на историческую арену, сначала в форме Иудаизма, а потом уже и Ислама.

    Однако вместе с огромным количеством новообращенных мусульман в Ислам вошли и модели чуждого этой религии мышления, потому что за тарикатами, на самом деле стоят мистические традиции данного региона, которые тесно связанны с гнозисом, неоплатонизмом. Влияние греческой философии, влияние различных мистических практик образовали ту самую почву, которая формально, конечно же, старше Ислама, уходя своими корнями в языческую метафизику. В этом смысле можно говорить о ней, как о традиционной. Но это не Ислам.

    С моей точки зрения, Ислам — это то, что содержится в кораническом откровении, которое является восстановлением и коррекцией всех низведенных раннее в пророческой цепи монотеистических откровений, являющихся на самом деле абсолютным парадоксом, то есть откровением в подлинном смысле. Потому что, откровение есть то, что не содержится в человеческом опыте, не может быть открыто не интуицией, не созерцанием, не медитативными практиками, не усилием фантазии или воли. То есть, никакой имманентный человеческий ресурс не может выйти на то, что передано в откровении. Иначе бы в нем, то есть в откровении не было бы смысла. Иначе, это бы не было словом Божьим и, прежде всего, это не было бы идеей открытия, прорыва.

    — Итак, Ислам стал инновацией. Как самая молодая из мировых религий, он был новаторским, он был инновационным?

    — Когда говорится «самая мировая» надо иметь ввиду такую оговорку, что Ислам — это восстановление традиций Ибрахима (Авраама, мир ему), который был нашим праотцом, и который является основоположником монотеизма. Если не уходить в исторические глубины и ограничится Ибрахимом, то 4300 лет, с различными модификациями, с историческими превратностями, с затуханием и возобновлением, с эпопеей пророков, Ислам, как институт монотеизма все же религия не молодая. Вместе с тем, о последнем откровении пророка Мухаммеда,, можно говорить как о некоей эсхатологической свежести, то есть как о предзавершающим историю откровении, которому 14 с небольшим веков.

    Возвращаясь к теме традиционализма и новаторства. Традиционализм, если мы говорим, о традиционализме, обыденно обозначающим такие явления как тарикаты, мистицизм, следование шейхам и т. д., то это вещь, которая влезла в Ислам благодаря тому, что Ислам реально работает с человеческим массивом, имеющим корни в других языческих цивилизациях. Очень многие пережитки того, что было вне и до Ислама, начиная от «адатов» (традиций) и кончая различными мистическими техниками, проникли внутрь исламского поля. И попытки на этом доминирующем фоне вернуться к тому, что означал Коран для сахабов (сподвижников) пророка Мухаммеда,, воспринимаются многими как новаторство, хотя подлинное новаторство как раз и заключено в так называемом традиционном Исламе.

    Теперь, когда мы говорим о новаторстве, нужно различать две вещи. Есть новаторство в кавычках, которое по сути дела есть ни что иное, как попытка восстановить подлинный Ислам. То есть попытка понять, что Ислам означал в момент своего ниспослания, для чего Всевышний его ниспослал, и что Ислам требует в ходе всего времени от своих последователей.

    А есть реформаторство, которое исходит из желания приспособить Ислам к конъюнктуре сегодняшнего дня, с учетом того, что доминирующим фактором на земном шаре сегодня являются как раз немусульманские силы. Я считаю, что такое новаторство и модернизаторство, хотя и побуждаются, возможно, добрым желанием усилить Ислам, сделать его более гибким, более современным перед лицом цивилизационного противника и недоброжелателя, тем не менее, ошибочный и тупиковый путь, потому что он исходит из фундаментального непонимания коранического Ислама. Дело в том, что такие реформы предполагают ориентацию, прежде всего, на те наработки, которые возникли в западном обществе в последние века. Они связанны с политтехнологиями, предполагающими совершенно другой умственный формат. Пример — выборная система или парламентская система. Это, условно говоря, политтехнология, основанная на языческих верованиях, когда судьба определялась путем гадания, либо же путем опроса, путем большинства, потому что большинство действует по инстинкту, исходя из бессознательных импульсов. А коллективное суммирование бессознательных импульсов — это все равно, что голос рока. Отсюда и вышло: «Vox populi — vox Dei» или «Глас народа — глас Божий». То есть это языческая аппеляция к коллективному, к бессознательному, которая потом уже, будучи переработанной, превратилась в манипуляцию и в политтехнологию самого беззастенчивого типа. Брать это на вооружение в качестве модели, возможной в исламском обществе, значит не понимать, что такое Ислам.

    — Вы сказали, что есть вызов других цивилизаций, что исламская цивилизация не одинока на этой Богом созданной планете, и на эти вызовы как-то надо отвечать. Чем и как отвечать? Возвращением к истокам, когда другие цивилизации развиваются…

    — Дело в том, что в тот момент, когда Ислам появился, существовала лишь небольшая группа людей, его последователей, и в весьма отдаленном уголке земли, в стороне от магистральных путей цивилизации. Вокруг были постоянно воюющие между собой сверхдержавы — слева Византия, справа Сасанидский Иран. И вот, на этой так называемой цивилизационной окраине является Слово, вокруг которого собирается группа людей, которой предстоит и суждено изменить, поставить на колени тогдашний Иран и Византию, эти сверхдержавы, а затем распространиться по всей Ойкумене, на всю Евразию. То есть это вещь чудесная.

    Почему произошла эта чудесная вещь, какими методами было достигнуто это превосходство над окружающим миром, который был не так прост, как нам может показаться? Да потому, что это была община! Это не было новое языческое государство, это не была новая империя. Возьмите Чингисхана. Казалось бы, прошел как смерч, поставил на колени всех, разбил Багдадский халифат, Китай, все подчинил себе. А через каких-то сто лет следа не осталось от его завоеваний, исчезли как дым. Потому, что это деяние человеческое, и потому что он, прежде всего, творил империю. А империя — это глиняный сосуд, который бьется. А возникшая в 7 веке община первых мусульман стала братством людей, ведомых трансцендентной инспирацией, трансцендентным вдохновением. Внутри них жил совершенно другой голос, и они были объединены Знанием своего братства. А это совершенно иная сила, которая действительно творит чудеса. Но когда эта община «окаменела» и превратилась в структуру государства, тогда пришло другое государство и все это разбило в дребезги, чтобы поставить все на место и показать правоверным, что Всевышний ждал от них отнюдь не сверхдержавы «Багдадского Халифата», а совершенно другого.

    — Как вывод: что правильно для мусульман сегодня — консерватизм или новаторство?

    — Единственная дорога у мусульманина — это искать подлинный смысл того, ради чего ему Всевышним был низведен Коран, и того, что содержится в Коране. Я скажу сейчас очень важную вещь: Всевышний знал, что пройдет 14, а может и больше веков исламской истории, что вокруг мусульман будет совершенно другая политическая конъюнктура. И Ислам, который Он дал в Коране — это тот Ислам, который должен быть открыт, который должен работать в нынешних современных условиях, условиях глобализма и условиях информационной революции.

Беседа первая
Беседа вторая
Беседа третья
Беседа четвертая
Беседа пятая
Беседа шестая
Беседа седьмая

Рустам АРИФДЖАНОВ