Газета «Наш
Мир» О Чингисхане написаны десятки книг. А о его старшем сыне Джучи-хане я не нашел не только ни одной монографии, но и ни одной статьи. Так что знаем о нем мы удручающе мало, настолько, что до сих пор остается для нас загадкой даже его рождение и смерть. Между тем, он был первым монгольским ханом на территории части современного Казахстана, стоял у истоков создания мощного государственного образования, известного сначала как Улус Джучи, а много позже — как Золотая Орда. Именно его прямые потомки создали в XV в. Казахское ханство и правили в нем весь период его существования.Задача предлагаемой читателям статьи — положить начало изучению жизни и деятельности Джучи-хана.Джучи-хан родился в 1182 г. от первой, самой уважаемой и влиятельной жены Чингисхана Борте. Но кто был его отцом, и при каких обстоятельствах он появился на свет, единого мнения нет. В 1181 г. Борте была пленена меркитами. А что было дальше? Рашид ад-дин утверждает, что меркиты передали Борте вождю киреитов Тогрул-хану, известному так же как Ванхан, который и вернул ее мужу. «В начале поприща Чингисхана, — говорится в «Сборнике летописей» Рашид ад-дина, — когда признаки его миродержавия еще не проявились на страницах листов судьбы, жена его… Бурте-фуджин забеременела Джучи-ханом. В то время племя меркитов ограбило дом Чингисхана и увело его беременную жену. Хотя это племя перед тем большей частью было врагом и противником кереитского государя Онг-хана (Ванхана — И.У.), но в то время между ними был мир и по этой причине они (меркиты) отослали Бурте-фуджин к Онг-хану. Будучи в дружбе с отцом Чингисхана и называя так же Чингисхана сыном, он отнесся к ней с уважением и великодушием, дал ей положение и степень наравне с невестками и охранил ее от взоров (людей) чужих и невхожих на женскую половину. Так как Онг-хан был чрезвычайно чист (нравом) и одарен положительными качествами, то эмирам своим, говорившим друг другу: «Почему Онг-хан не берет себе Бурте-фуджин?», он сказал: «Она здесь (на положении) моей невестки, у нас она как бы отдана на сохранение, бросать на нее взоры предательства не было бы поступком благородного человека». Узнав об этом, Чингисхан отправил к Онг-хану, для востребования и возвращения Бурте-фуджин, эмира по имени Саба. Онг–хан, оказав ей почет и внимание, отправил вместе с Сабой. На пути у нее вдруг родился сын, которому по этой причине дали имя Джучи (т.е. нежданный гость — И.У.)». Все это, если говорить, не заботясь о столь модной ныне политкорректности, беспардонная ложь. Прибегнул к ней Рашид ад-дин совершенно сознательно. Таким образом, он попытался рассеять сомнения, возникшие сразу после рождения Джучи и непреодоленные до наших дней, об отцовстве Чингисхана. Даже некоторые члены семьи Чингисхана были уверены в том, что отцом Джучи был меркит по имени Чильгир-Боко, которому Борте досталась после пленения. Из вышеизложенного напрашиваются два вывода: 1) сознательной фальсификацией историки занимались во все времена; 2) средневековые монголы либо не знали, что от зачатия до рождения ребенка проходит в среднем 280 суток, либо не умели считать до двухсот восьмидесяти. В действительности Борте была освобождена Темучином (так звали Чингисхана до его избрания ханом) с помощью вождя кереитов Тогрул-хана и своего побратима (анды) предводителя джаджиратов Джамухи. Они собрали три тумена, напали на меркитов и разгромили их. Вот как описывается это событие в «Сокровенном сказании монголов»: «… Меркитский улус в панике бросился бежать вниз по течению реки Селенги, а наши … гнали, губили и забирали в плен беглецов. Темучжин же, выбегая навстречу бежавшим, все время громко окликал: «Борте, Борте!». А Борте как раз и оказалась среди этих беглецов. Прислушавшись, она узнала голос Темучжина, соскочила с возка и подбегает… взглянул он на Борте-учжину — и узнал. Обняли они друг друга… Вот как произошла встреча Темучжина с Борте-учжин и освобождение ее от меркитского плена». Что касается Чильгир-Боко, то, читаем в «Сокровенном сказании», — «спасаясь бегством, он говорил так: «Черной бы вороне падаль и клевать. Дурень я, Чильгир, дурнем уродился. К благородной, к ханше, зря прицепился. Весь меркитский род ликом помрачился. Дурень я, холоп, холопом родился, холопской башкой своей поплатился. Лишь бы только жизнь мне как-нибудь спасти. Убегу в ущелья — тесные пути. Где же мне защиту иначе найти?». А вот о том спасся ли Чильгир-Боко или нет, ни слова. Впрочем, для истории это никакого значения не имеет. Важно то, что Темучин признал Джучи своим сыном, заявив, что в момент пленения меркитами Борте была в положении. Тем не менее «проклятие меркитского плена» висело на Джучи-хане всю жизнь. Как прошли детство и юность Джучи сведений нет. Вновь в средневековых нарративах его имя появляется, когда ему уже было двадцать пять лет. «В год Зайца (1207 г.) Чжочи, — говорится в «Сокровенном сказании», — был послан с войском Правой руки к Лесным народам… Прежде всех явился с выражением покорности Ойратский Худуха-беки, со своими Тумен-Ойратами. Явившись, он стал провожатым у Чжочия… Подчинив Ойратов, Бурятов, Бархунов, Урсутов, Хабханасов, Ханхасов и Тубасов, Чжочи подступил к Тумен-Киргизам. Тогда к Чжочи явились Киргизские нойоны Еди, Инал, Алдиер и Олебекдигин. Они выразили покорность и били государю челом белыми кречетами-шинхой, белыми же меринами да белыми же соболями. Чжочи принял под власть монгольскую все Лесные народы… Шибир, Кесдиин, Баит, Тухас, Тенлек, Тоелес, Тас и Бачжичи. Взял он с собой Киргизских нойонов-темников и тысячников, а также нойонов «Лесных народов» и, представив Чингисхану, велел бить государю челом… Милостиво обратившись к Чжочи, Чингисхан соизволил сказать: «Ты старший из моих сыновей. Не успел и выйти из дому, как в добром здравии благополучно воротился, покорив без потерь людьми и лошадьми «Лесные народы». Жалую их тебе в подданство». К сожалению, откуда и каким образом управлял Джучи «Лесными народами» ничего не известно. Отсутствует информация и о том, принимал ли он в 1209-1210 гг. участие в завоевании тангутского государства Си-Ся. Немного сведений дошло до нас и об участии Джучи в войне с Китайской империей Цзинь. Известно лишь, что в 1211 г. он вместе с братьями Чагатаем и Угэдэем захватили часть провинции Шаньси, расположенной к северу от Великой Китайской стены. И вновь молчание. Прерывается оно сообщением о походе Джучи-хана вместе с Субэдэй-нойоном в 1216 г. в Дешт-и Кыпчак. Их задача состояла в том, чтобы добить меркитов, часть которых после разгрома их Чингисханом в 1204 г. и в 1208г. и уйгурами в 1209 г. бежала в Дешт-и Кыпчак, где они оправились от поражения и даже собирались напасть на монголов. Последние их, однако, упредили и первыми нанесли удар. Около р. Иргиз два тумена монголов наголову разбили меркитов. И тут произошло непредвиденное: монголы случайно столкнулись с 60 тысячной армией хорезмшаха Мухаммада, преследовавшего кыпчаков. Битва между ними победителя не выявила, а ночью монголы ушли на восток и вернулись в Монголию. В 1219 г. началась подготовка Среднеазиатского похода. Ему предшествовало важное событие, как в истории Монгольской Империи, так и в жизни Джучи. Речь идет о семейном совете, на котором обсуждался вопрос о наследнике Чингисхана. Перед тем, как Чингисхан выступил в поход, ханша Есуй, говорится в «Сокровенном сказании монголов», — «обратилась к нему с таким словом: «Государь, Каган! Кому же ты царство свое завещаешь?». На это проникновенное обращение Чингисхан ответил: «Даром что Есуй женщина, а слово ее справедливее справедливого. И никто-то ведь, ни братья, ни сыновья подобного мне не доложили!». «Итак, — продолжал он, — итак, старший мой сын — это Чжочи. Что скажешь ты? Отвечай!» Не успел Чжочи открыть рта, как его предупредил Чаадай. «Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия?» Как можем мы повиноваться этому наследнику меркитского плена?При этих словах Чжочи вскочил и, взяв Чаадая за шиворот, говорит: «Родитель-государь еще пока не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех!». Чингисхан был вынужден вмешаться и утихомирить сыновей. «Как смеете вы, — обратился он к ним, — подобным образом отзываться о Чжочи?! Не Чжочи ли старший из моих царевичей? Впредь не произносите подобных слов!». Вот так через тридцать семь лет аукнулась неясность происхождения Джучи. А ведь согласно монгольским обычаям того времени власть у них передавалась, как правило, старшему сыну. Да и по личным качествам Чингисхан, видимо, хотел, чтобы после его кончины создаваемую им империю возглавил именно Джучи. Не получилось. На семейном совете было решено объявить преемником Чингисхана его третьего сына от Борте Угэдэя. Значение семейного совета, проведенного перед Среднеазиатским походом, отнюдь не сводилось к тому, что на нем был утвержден наследник Чингисхана. Более важным для политической истории Монгольской империи, а после ее распада — для выделившихся из империи государств, оказалось то, что на совете был заложен новый принцип престолонаследия. Произошло это следующим образом. Согласившись с семьей стать наследником Чингисхана, Угэдэй заявил: «Про себя-то я могу сказать, что постараюсь осилить. Но после меня. А что как после меня народятся такие потомки, что, как говориться, «хоть ты их травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом обложи — собаки есть не станут!» На эти слова Угэдэя Чингисхан ответил: «…Если у Огодая народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом обложи — собаки есть не станут!», то среди моих-то потомков ужели так-таки ни одного доброго не родиться?» Так он соизволил повелеть». «И этими его словами, — констатирует А.А. Доманин, — была фактически утверждена на века любопытная наследственная система: все потомки Чингисхана по мужской линии (от четырех сыновей от Борте: от Джучи, Чагатая, Угэдэя и Тулуя — И.У.) имели абсолютно равное право претендовать на престол, и в то же время никто, кроме прямых потомков, не мог стать ханом. Впоследствии это привело к удивительным коллизиям…». После распада Монгольской империи такой же порядок престолонаследия утвердился в образовавшихся на ее развалинах государствах, в том числе в Золотой Орде, а позже — в Казахском ханстве. А потомки Чингисхана от четырех перечисленных сыновей образовали «золотой род» чингисидов. «Такое состояние дел, — отмечает Т. И. Султанов, — приводило к тому, что после смерти каждого государя разворачивалась борьба за престол между отдельными партиями царевичей и эмиров». Порой она принимала крайне жестокий характер; дело доходило до отцеубийства и детоубийства. Побеждал, естественно, не самый достойный, а сильнейший, что, впрочем, не исключало того, что порой именно он и был достойнейшим! Вернемся, однако, к Джучи-хану. В 1219-1221 гг. он принимает активное участие в Среднеазиатском походе. Первоначально, т.е. осенью 1219 г., перед Джучи была поставлена задача — читаем у Т.И. Султанова, — «покорить города по нижнему течению Сырдарьи… Первым был Сыгнак (город-крепость на правом берегу Сырдарьи). Монголы семь дней и ночей непрерывно осаждали Сыгнак. Наконец взяли его приступом и… перебили все население… Продвигаясь дальше, монголы взяли Узгенд и Барчынлыгкент, население которых не оказало особого сопротивления, и потому всеобщей резни не было. Затем монгольский отряд подошел к Ашнасу. Город оказал упорное сопротивление, но пал в неравной борьбе, и множество жителей было перебито. Следующим был Дженд… Жители не оказали никакого сопротивления. Их всех выгнали в поле. Девять дней они оставались там, пока шло разграбление города. Убиты были только несколько человек». До конца 1220 г. Джучи оставался в Дженде, а затем по приказу Чингисхана отправился с войском в Хорезмский оазис. Туда же привели свои тумены Чагатай и Угэдэй. Так что численность монгольской армии, участвовавшей в боях в Хорезме, составила около 50 тыс. воинов. Хорезмийские войска оказали им упорное сопротивление. Достаточно сказать, что Гургендж, столица державы Мухаммад-шаха, продержался около пяти месяцев. После взятия города монголами он был разрушен, а жители либо уведены в плен, либо убиты. Вот как описал гибель Гургенджа средневековый арабский историк Ибн аль-Асир: «Что касается того отдела войск, который Чингисхан отправил в Хорезм, то в нем было больше всего конных отрядов… Подвигались они, пока прибыли в Хорезм. В нем находилось большое войско, и жители города славятся своим мужеством и многочисленностью; произошел самый ожесточенный бой, о каком (когда-либо) слышали люди. Длилось это бедствие 5 месяцев и убито с обеих сторон много народу, но все-таки со стороны Татар было больше убитых. Потому что мусульман защищали стены… Бились мужчины, женщины, дети и не переставали (биться) пока они (Татары) завладели всем городом, перебив всех, находившихся в нем. Потом они открыли плотину, которою удерживалась водаой Джейхуна (Амударьи) от города, тогда вода хлынула в него и затопила весь город. Из жителей его положительно никто не уцелел». Пока все, касавшееся участия Джучи-хана в Среднеазиатском походе, — ясно. После же завоевания Гургенджа — в основном загадки. «Чагатай и Угетай, — читаем у Рашид ад-дина, — отправились к отцу и у крепости Талькан (в Афганистане — И.У.) явились (к нему), а Джучи прямо из Хорезма двинулся к Ирдышу, где находились его обозы (угрук) и присоединился к своим родам. Перед тем Чингисхан приказал Джучи двинуться в поход … и покорить северные области, как-то: Келар (Булгар), Башкирд, Урус, Черкес, Дешт-и Кипчак и другие области тех краев, а так как он, Джучи, уклонился от этого дела, отправился восвояси, то Чингисхан чрезвычайно разгневался и сказал: «Не видать ему милости, я предам его казни». В «Сокровенном сказании» говорится иное: «Царевичи Чжочи, Чаадай и Огодай, взяв город Ургенч, поделили между собой, на троих, и поселения и людей, причем не выделили доли для Чингисхана. Когда эти царевичи явились в ставку, Чингисхан, будучи очень недоволен ими, не принял на аудиенцию ни Чжочи, ни Чаадая, ни Огодая… Затем Чингисхан смягчился и повелел Чжочию, и Чаадаю, и Огодаю явиться (к нему) и принялся их отчитывать… гневно стыдил их…». Коль скоро в других средневековых нарративах по этому вопросу никаких сведений не имеется, то выбирать нам предстоит между точками зрения Рашид ад-дина и анонимного автора «Сокровенного сказания». В данном случае выбор предельно простой. Верна информация последнего. Во-первых, он был современником Чингисхана и Джучи-хана и получал информацию о происходивших событиях, если сам не был их свидетелем, от хорошо осведомленных людей. Во-вторых, в отличие от Рашид ад-дина, он приводит подробности встречи, которые, если они не имели место, никому бы не пришло в голову выдумывать. К сожалению, автор «Сокровенного сказания» ничего не сообщает о том, какие вопросы обсуждались в Талькане и какие там были приняты решения. Тем не менее, сопоставив последующие события, сведения о которых дошли до нас, выстроив их в логически непротиворечивый ряд и тщательно проанализировав, мы можем с достаточной степенью достоверности узнать о решениях, принятых в Талькане по интересующим нас вопросам. Продолжение следует… Искандер Ундасынов |